– И ты ему веришь?
И правда. Почему я так легко поверила человеку, чья обязанность служить правительству? Он, конечно, мой друг, но ведь долг превыше всего.
– Стойте! Это же мое дело!– Такое чувство, что я обманутая школьница, а мальчишки стащили мой портфель.
– Мы для тебя и стараемся. Просто у нас мало времени. – Приглушенный голос Сомова с глубины лестничного пролета успокаивает меня.
Интересно, и как останавливается время, если мы движемся? Ведь время – это же просто изменения частиц, тел, объектов. И снова ощущение обманутой школьницы. Где же мне лгали – на уроках физики или сейчас, когда я – просто часть большой Вселенской шутки?
Я подхожу к кофеварке, в которой уже стоит колба с кофе, пар над которой застыл в виде облака. Я протягиваю руку, чтобы потрогать его, но чуть не сломала ногти. Он твордый. Он твердый как застывший янтарь. А что с кофе? Я достаю колбу и пытаюсь налить кофе. Он такой же, даже не отделился от дна стеклянного сосуда. Удивительно.
Шаги бегом поднимающихся по лестице мужчин приводят меня в чувства.
И вдруг кофе полился на пол, я смотрю на Амозова, он очнулся. Кошмар, остановка закончилась так не вовремя.
– Что ты делаешь, София?
– Простите, тут кофе… – Боже, как неловко. Я быстро подставляю кружку. В кабинет зашли запыхавшиеся Сомов и Пасабан. Я не знаю, как они останавлвают время, но у них точно есть проблемы с его контролем.
– Что происходит? Вы же стояли в том углу? – Следователь до мозга костей пристально смотрит на меня и моих спутников.
– Констатин Петрович, вы на мгновение потеряли сознание, и мы только рванули за помощью, а София за антигипотоником, как вы пришли в себя. – Лев Геннадьевич поражает меня своей смекалкой. По-моему он нас спас. На лице Амозова появляется недоумение и некоторая потерянность.
– Да? Ну да… Такое бывает со мной иногда. Врачи говорят, что это синкопа– кратковременные потери сознания. Но не находят никаких физических отклонений. Даже проверяли на опухоль мозга.
– Скажите, а когда в последний раз она заставала вас в расплох?– Похоже, антикинетики уже побывали тут и не один раз. Я должна узнать все детали. Ощущение обманутой школьницы пропало. Я могу распутать это дело.
– Во время приезда ребят из ФБР я в очередной раз на секунду отключился, но мне быстро помогли ношатырем.
– Понятно. А они показывали Вам удостоверения?
– К чему ты клонишь, София? – спросил майор. Сомов неодобрительно посмотрел на меня. Я прикусила язык. Он прав, нельзя чтобы Амозов стал подозревать ФБР в нечестности.
– Вообще-то я редко смотрю документы правительственных органов. Эти люди уже не в первый раз в моем участке. Я их лет десять знаю.
– Хорошо. Все в порядке. – карты раскрыты, мой старый друг уже давным давно является пешкой наших врагов. Тут больше нечего делать.
Еще минут десять мы прощались с сотрудниками полиции, благодарили за теплый прием, а потом сели в свой вретолет и полетели в петербуржкий пентхаус Сомова.
Вот это да! У моего бедного учителя физики пентхаус в Северной Столице, и это помимо дорогой квартиры в Старом Холме. Что у него еще есть? Не удивлюсь наличию пары островов или маленького государства в Тихом океане.
– И часто ты здесь бываешь?
– Только, когда приезжаю по делам. Симпозиумы, научные конференции, встречи со столичными кинетиками – этот ответ меня не удовлетворил. Я продлжаю смотреть в его большие карие глаза. – Ну хорошо. Я бываю тут примерно раз в месяц.
– А Вы, господин Пасабан, часто бываете в Петербурге?
– Не так часто, как Лев, только для встреч с кинетиками. Они проходят здесь раз в два месяца и иногда чаще, если что-то случается.
– Например?
– Ну например, когда Евросоюз объявил санкции России, мы каждый день заседали в поисках пятой колонны.
– Ну и как, удалось ее найти?
– К сожалению, нет. Пока что, антикинетики умнее нас.
Я смотрю на Сомова, его взгляд такой острый и направлен сквозь меня, что какой-то невероятный холод пробивает всю меня дрожью.
Через десять минут вертолет приземляется на вертолетной площадке возле одной из высоток на окраине города.
Мы втроем проследовали через эксклюзивный лифт снаружи здания на тридцать седьмой этаж. Я впервые вижу трехэтажный пентхаус. До этого я работала с разными людьми и долларовыми миллионерами в том числе, мне приходилось защищать в суде даже местного владельца гольф-клуба, когда его обвинили в домогательстве к молодому гринкиперу. Неприятное было дельце.
Но такую роскошь я еще не видела вблизи.
– Это миссис Пен, она русскоговорящая англичанка, управляющая моей городской недвижимостью. – немолодая, но очень красивая женщина в изумрудном твидовом костюме открывает стеклянную дверь и скупой улыбкой проводит нас в дом.
– Шато О-Брион, дорогая Дорис, пожалуйста. – Пасабан целует руку миссис Пен, а она на сей раз щедро улыбаясь, немедля подает второй рукой жест молодому человеку в углу.
– Это официант, у тебя есть свой собственный официант?
– И не только, в доме есть еще охрана – Том и Кит. – самодовольная улыбка растягивается по лицу Сомова. Так и хочется сказать ему «мы все взрослые люди, прекрати бахвалиться».
– Ясно.
Как же красив мой учитель, когда смеется.
– Мне тоже вино, и для леди, пожалуйста.
– Хорошо, господин. Желаете поужинать?
– Да, мы сильно проголодались. Накрой, пожалуйста, на троих.
– На двоих. Мне нужно ненадолго уехать. – Пасабан кажется мне странным.
– Хорошо. Оставь дело Жибарецки на столе, пожалуйста.
– Безусловно.
С дальнего угла большого стеклянного атриума потянулись ароматы базилика и пармезана. Боже, как я хочу есть.
Ужин оказался просто потрясающим. Через час мы уже сидели в небольшом кабинете Сомова, вино расслабило меня, я даже забыла про подозрительность рыжеволосого кинетика.
– Лев, скажи, а когда ты узнал, что не такой как все?
– Я всегда это знал – Сомов пугает меня своей самоуверенностью.
– То есть, ты сейчас на полном серьезе хочешь сказать, что тот бедный сельский учитель, только что закончивший университет, уже знал, что обладает великой силой?
– А, я понял твое недоумение. Ты думаешь, что лет в тридцать я узнал о великой власти, возможности красть и манипулировать и тут же воспользовался этим, став миллионером?
– Ну, не так грубо, но да. Не обижайся. Просто я вижу, как вы с сером Пасабаном останавливаете время в личных целях. И несмотря на мои небольшие познания антикинетиков, мне кажется, что способностью останавливать время в личных целях вы пользуетесь нередко.
– Ты права. В последнее время Пьер стал часто это делать. Но не я. Свое богатство я заработал честным путем, исключительно вкалывая на Институт. А вот Пьера я давно предупреждаю об опасности остановок времени. Даже сегодня в полицейском участке мне не хотелось, чтобы он это делал. Но как видишь, дело Жибарецки у нас, так что не все так плохо.
– Наверно. И все-таки, останавливать время – это плохо, но почему?
– Дело в том, что останавливая время, останавливается движение. Все частицы в любом объекте, все молекулы и атомы перестают перемещаться. То есть они становятся единым целым, неделимым…
– Так вот почему пар был плотным!– меня озаряет.
– Пар?
– Не бери в голову. Просто я наблюдала то, о чем ты говоришь, сегодня.
– Так вот, чем чаще мы останавливаем движение, тем плотнее становятся объекты. И наш совет кинетиков однажды подсчитал, что если произойдет еще миллиард остановок, то в это вселенной станет невозможно жить. Придется искать новую.