Шаг в сторону, поворот головы, и тут же тебя охватывает тишина, точнее — лишь твои собственные звуки.
Марсель с телохранителями по бокам стоял достаточно близко ко мне, когда, вытянув руку, нашел самое меткое определение для людей из мира официанток с застывшим просекко:
— Они что, сфотографированы?
«Мумифицированы» тоже подошло бы, но не бывает таких упитанных и ладно сбитых мумий на мотоциклах. «Замороженный» — уместное слово для известной окоченелости обоих водителей ЦЕРНовских автобусов, стоявших напротив друг друга, почесывая ягодицы и массируя шеи. Замените сигареты термометрами — и картина получится вполне естественная. Для нас эти люди выглядели одурманенными наркоманами, сомнамбулами, коматозными куклами, консервами внутри воздушного желе и так далее. Какой-то гром небесный поразил полицейских. Официанток. Водителей автобусов. Чиновников в машине сопровождения Тийе — два чучела на службе, кол проглотившие. Одного ЦЕРНовского техника в сером халате усмешка времени застигла особенно живописным образом: в момент прыжка через канатный барабан, так что теперь он как будто летел за счет подъемной силы распахнутого крылатого халата. Фотоэкземпляры, сфотографированные, выкристаллизованные в закрепителе времени, — детское слово оказалось самым верным, даже для третьего измерения.
4
Выйдя наружу одним из последних, я мог окинуть взглядом почти всех, кто в скором времени появится в «Перечне Шпербера». Два ребенка, пятнадцать женщин, пятьдесят три мужчины. Однако в тот момент мне было не до психологических штудий, как и самому ученому мэтру, колотившему волосатыми лапами по рубашке и без устали звавшему на помощь санитаров; рухнув на колени, он оказался вровень с изогнутой в виттовой пляске Пэтти Доусон. Хладнокровный наблюдатель данной пограничной ситуации мог бы обзавестись увесистым багажом эмпирических знаний. И составить психологически верные портреты — к примеру, Мендекера (с десяток раз ударил себя по угловатому лбу, прихрюкивая), Тийе (в ярости накинулся на телохранителей, которые выхватили пистолеты, чтобы прикончить на месте этого подлого клоуна Хроноса), Бентама и Митидьери. Как я видел тогда и узнал наверняка позднее, ЦЕРНисты были объяты ужасом не меньше нас, профанов в вопросах апокалипсиса. Эксперт ДЕЛФИ Калькхоф моментально опорожнил желудок в штаны, чем доказал высочайшую проницательность и способность к построению и анализу противоестественных моделей: он уже предвидел последствия во всех их хитросплетениях, часы, до краев заполненные страхом.
Ты пока жив — это однозначно. Тебя окружают живые люди, что утешает, хоть они и исполняют хореографию какого-то безумного балетмейстера. Еле держась на ногах, Анна уткнулась лицом в грудь мужа. Один из японцев вышагивает по-журавлиному и как-то замысловато гребет руками по воздуху. То тут, то там кто-то судорожно дергается, но беззвучно; впрочем, слышать все эти вопли тебе и незачем.
Первое: ты выжил. Второе: ты не один. Третье: в очередной раз гроза прошла стороной. Со слухом творится что-то странное, но потом разберемся. А что касается зрения… Возможно, нарушена связь между глазами и мозгом, и поэтому одни люди кажутся нормальными, а другие — оцепеневшими, хотя между теми и другими расстояние не больше метра. Преступаешь границу: это не фотография, а скульптурный парк, выросший на бетонной площадке Пункта № 8. Водители автобусов. Полицейские. Левитирующий над бобиной техник. Живые статуи или статуи живых людей в натуральную величину, и перед ними — а вскоре между ними — передвигаемся мы, зрители, посетители музея, почти потерявшие дар речи при виде столь жизненно-аутентичного искусства (по-прежнему словесные обрывки: «…всего свято… безум… Смотрите!., стоп-кадр?., или…»).