– Как трогательно, – не удержался Регулус и поймал на себе сразу несколько предупреждающих взглядов.
– Малыш Регги чем-то недоволен? – захмелевшим голосом поддел Джек, который ещё больше оживился с появлением новенькой, а оттого чуть ли не блевал вопросами.
– У меня есть имя, идиотина, – рыкнул Регулус и сел на бревно справа от Джонатана, который тут же предложил ему походную тарелку с кусочками запечённых фруктов. – Спасибо, я не голоден.
– Кстати, мы так и не представились, – внезапно уверенно обратилась к Регулусу новенькая и протянула руку. – Меня зовут Гермиона Грейнджер. А ты…
Первым было желание броситься прочь, сверкая пятками, умчаться на противоположный край острова и больше не появляться на традиционных ужинах у костра. Регулусу было почти физически больно от того, с каким огоньком смотрит на него Гермиона, с какой жадностью тянется к общению, стараясь быть милой со всеми. А всё потому… Потому что сейчас она слишком напоминала его самого, когда он только попал за Арку. Он тоже тогда до конца не верил, что застрял здесь навечно и питал надежды, которым не суждено было оправдаться.
Регулус перехватил взгляд Флавиуса, который выжидающе смотрел на него, вскинув бровь, и всё же неохотно пожал протянутую руку. И в миг, когда он коснулся нежной кожи Гермионы, когда сжал её маленькую ладонь в своей, куда большей по размеру, в нём внезапно воскресла память о женских прикосновениях, о нежных девичьих пальцах, которые когда-то перебирали его волосы или ласкали тело. Мерлин, сколько прошло лет, а может, и десятилетий с того момента, когда он был с девушкой? Когда в последний раз он просто касался девушки, не говоря уже о большем? Эта мысль пробежалась по телу мурашками, прокатилась внутри огненным шаром и приземлилась прямо в паху, вызывая возбуждение, которого Регулус так давно не чувствовал, которое запретил себе чувствовать, не желая уподобляться Джеку с его привычкой жадно мусолить сальный журнал с голыми ведьмами и, рукоблудствуя, представлять всех этих Минни, Китти и Шейли в деле.
Ощущая, что фантазия разыгралась не на шутку, из-за чего появился риск всё-таки уподобиться Джеку, Регулус тут же резко отдёрнул ладонь и против воли впервые взглянул на Гермиону не как на очевидную обузу, не как на истеричку и ещё одну головную боль, а как на девушку.
И в целом ему понравилось то, что он увидел.
Кареглазая, худая, но не такая хрупкая, как Элен, она была едва ли старше него. Вернее, едва ли старше того возраста, в котором он застыл навеки. Её нельзя было назвать красавицей, особенно если принять во внимание эти пышные, вьющиеся волосы, которым очень недоставало укладывающих чар и волшебной расчёски. Но и в них было своё очарование. А ещё у новенькой была обезоруживающая улыбка и тёплые глаза, которые, как и у Флавиуса, светились добротой.
Наверное, именно из-за того, что на него очень давно никто не смотрел с добротой, он и решил представиться.
– Регулус, – сказал он, прокашлявшись. – Меня зовут Регулус Блэк, хотя некоторые называют меня Рег. И не то чтобы я это одобрял, кстати.
Он не знал, что её так ошеломило. Может, его имя? Хотя вряд ли: оно хоть и звучало вычурно, тем не менее было не хуже, чем «Гермиона». Тогда, возможно, дело в фамилии? Да уж, его фамилия всегда была на слуху и не всегда упоминалась в положительном ключе, далеко не всегда. Или в прозвище? В любом случае, что бы это ни было, это Гермиону… Пугало? Удивляло? Приводило… в восторг?!
– Так ты… Ты же… – качала головой Гермиона, быстро рассматривая его. – Святой Мерлин, этого не может быть!
– Чего не может быть, Грейнджер? – с опаской поинтересовался Регулус, решив произнесённой фамилией обозначить дистанцию, на всякий случай, и угли костра одобрительно треснули.
– Ты брат Сириуса? – в конце концов выдавила Гермиона, уставившись на него так, как это делали девчонки после успешно сыгранного матча по квиддичу: с благоговением и каким-то нездоровым восхищением.
Но сейчас, в этих обстоятельствах, Регулус не был этому рад.
Казалось, трещали не только угли, лениво барахтавшиеся в пламени, – он тоже будто трещал, расходился по швам и чувствовал, как жившее внутри чудовище, с которым Регулус еле-еле сумел совладать, опять лезет наружу, начиная сжирать его заживо.
Чудовище, порождённое самым жестоким воспоминанием – о событии, которое едва не сломило Регулуса несколько лет назад.
Шесть лет назад.
– Он тоже здесь? – как назло, не унималась Грейнджер, оглядываясь по сторонам, шаря взглядом повсюду с таким восторгом, словно Сириус мог выйти вон из-за того куста или выпрыгнуть прямо из пламени в сомбреро и начать танцевать, эффектно обозначив свой приход.
И тут внезапно Регулус осознал, что на него все таращатся. В ужасе таращатся все, кроме Грейнджер, и он подумал: «Может, новенькой кто-то рассказал? Болтал с этой любопытной, хочу-всё-знать девчонкой и ненароком упомянул, что у «малыша Регги» есть брат по имени Сириус? Вернее, был брат по имени Сириус?»
– Кто тебе сказал? – говорил уже не Регулус – чудовище, жившее в нём. – Кто из вас, чёрт возьми, сказал ей?
Регулус вскочил на ноги и пробежался безумным взглядом по лицам присутствовавших.
Все молчали, опустив глаза. Как ожидаемо! Только Флавиус, опёршись на посох, встал и успокаивающе начал:
– Регулус, пожалуйста… Ты же сам понимаешь, что мы все слышим про Сириуса от Гермионы в первый раз. Видишь, она ведь сама ничего не понимает.
– Значит, он… – мог бы не услышать, но всё же различил невесомый шёпот Регулус, когда Гермиона наконец поняла, и он, подобно почуявшему кровь оборотню, резко обернулся к ней.
Она сидела с бледным как полотно лицом и, зажав рот ладонью, испуганно смотрела на него. Регулус тоже смотрел, смотрел и скалился, почти ощущая, как на самом деле превращается в чудовище с этой неуёмной жаждой рвать, кусать, уничтожать… Ломать, крошить, испепелять того, кто посмел, посмел…
Он сделал несколько шагов к ней, не обращая внимания на предупреждающие нотки в голосе Флавиуса, который позвал его. Но Регулусу было плевать на эти предостережения. Ведь Гермиона смело встретилась с ним взглядом, готовая принять любое развитие событий, и он почти чувствовал, как страх кружит между ними, маячит в тенях от языков пламени на лице Грейнджер и выжимает из неё по капле самообладание. В какой-то момент Регулусу показалось: Грейнджер вот-вот закричит, ударится в слёзы или же сделает хоть что-нибудь, лишь бы нарушить эту кошмарную тишину. Но она молчала, по-прежнему молчала и не позволяла себе даже моргнуть. И в этом жесте было столько непоколебимой гордости, что Регулус едва не топнул с досады ногой.
«Так похожа на меня… Идиотка», – с горечью подумал он, и эта мысль почему-то заставила чудовище в нём заткнуться ровно настолько, чтобы хватило времени убраться подальше от Гермионы, которая хотела было пойти за ним, но остановилась, перехватив чей-то взгляд.
А Регулуса ноги вели всё дальше и дальше от Джека, который даже перестал испражняться вопросами и чуточку отрезвел, всё стремительнее – от Джонатана с Элен, которые были слишком хорошими людьми, чтобы думать о нём плохо даже после всего, что он сделал. Ему было стыдно, совсем немного, но стыдно оттого, что он шёл прочь от единственного человека, который всегда его понимал и сейчас не смотрел на него с неприкрытой жалостью, за что Регулус был бесконечно благодарен.
От Флавиуса.
День 4
Флавиус до самого вечера не видел ни Регулуса, ни Гермиону. Конечно, в поведении первого не было ничего неожиданного: смерть Сириуса едва не сломила Рега, который все эти годы только и жил мыслью об их встрече. Флавиус не застал времён Второй магической войны, но знал о ней всё, что мог рассказать Регулус, как знал и о его прошлом в рядах Пожирателей Смерти, а также о мечте покончить с Волдемортом навсегда, а после – помириться с братом.
«Мы никогда не ладили, – неохотно рассказывал Регулус, – ведь я с детства был послушным ребёнком, старавшимся угодить родителям и делавшим всё, чтобы получить хотя бы один тёплый взгляд. А он… А он был несносным раздолбаем, позором семьи и предателем крови, как говорила моя мать. Он считал всю нашу семейку идиотами, а я понял, что он прав, слишком поздно…»