- Я возвращаюсь в Орэ к своим племянникам.
- Пошли! - говорит Соланж и, стуча каблуками по гравию, тянет за руку своего супруга.
Марсель ведет себя сдержаннее. Он знает, что после того, как дом опечатают, производить опись имущества бывает очень затруднительно, если эксперт противоположной стороны оценит его слишком высоко. И вот он колеблется - что же делать: обвинять, обливать презрением, блюсти этикет? Но вскоре он улыбается - он нашел решение, за ним останется последнее слово.
- Церемония окончена, - говорит он. - Благодарю вас.
Но он слишком понадеялся на свою собственную серьезность. У самых ворот кладбища он чуть съежился, словно подавляя желание чихнуть. Как он ни старался, все мы слышали - и в каком-то смысле это даже утешительно, - он не смог удержаться от смеха.
6
Так как опечатывание дома должно было производиться в присутствии мадам Резо, я оставил машину Бертиль и поручил ей доставить матушку домой. Но этого оказалось недостаточно.
- Ты останешься с нами, Саломея? - спросила бабуся.
Саломея, которая собиралась ехать вместе с Гонзаго, не посмела отказать. Я же вернулся с остальными детьми в старом сереньком "рено" Батиста Форю - он живет возле моста в одном из четырех домов-башен, недавно построенных на берегу канала. У меня была срочная работа, у ребят - уроки, а Жаннэ хотел заглянуть в спортивный клуб.
И вот, три часа провозившись с корректурой, испещрив ее знаками исправлений, я услышал позвякивание чашек. Значит, мои вернулись. Они трещали, как стая скворцов, заглушаемая карканьем вороны.
- Ты спустишься перекусить? - крикнула снизу Бландина.
Я подошел к застекленной двери в домашних туфлях и на секунду остановился. Матушка, разумеется, не двигалась с места ни на сантиметр, позволяя себя обслуживать, и ее спокойную уверенность в том, что таким образом соблюдается естественный порядок вещей, казалось, разделяли все... "Бабушка, хотите пряник?" - "Бабушка, сахарку?" - "Матушка, шоколад не слишком горячий?" Все порхали вокруг нее, словно мотыльки, а бабуся, по правде сказать очень небрежно причесанная и, вероятно, не лучше того умытая, но при этом изысканно светская, отставив мизинец, бросала себе в рот маленькие кусочки и не переставая разглагольствовала:
- Это уж точно! Я любой ценой отделаюсь от этого нотариуса. Я обращусь к мэтру Дибону, преемнику мэтра Сен-Жермена в Соледо. Завтра же поеду к нему, а вы будете так милы и проводите меня сегодня к восьмичасовому поезду.
Я отворил дверь. Едва повернув голову, она продолжала:
- Предложил мне оценить имение в ту же сумму, что и в момент смерти папы! Чтобы избежать расходов на переоценку! Да это же мошенничество... Два гектара в Рюэйле, при теперешних-то ценах на землю, можете себе представить! И какое местоположение - покупатели так и набросятся! А Соланж сюсюкает: "Бабушка взяла с нас клятву, что мы сохраним дом". Ручаюсь, не пройдет и двух лет, как все будет продано.
Итак, здесь, в кругу моей семьи, она вновь повела речь о крупных деньгах, которые наряду с "великими принципами" и мелкими компромиссами всегда занимали ее семью. И снова меня охватил страх - страх, смешанный с чувством отвращения, с ненавистью беглеца к родному племени. И в то же время внутренний голос говорил: "А мы-то надрываемся, выплачивая взносы за дом. Будь у нас хотя бы треть той земли, что причитается нам по праву..." Черт побери, это ведь заразительно! Как-никак, а я тоже не прочь закусить хорошим камамбером со стаканчиком красного вина, да не какого-нибудь, а бургундского. Все это ожидало меня на круглом столике, а перед столиком соломенный стул... Хорошо, что мы еще не спим на соломе. Но сейчас я уселся на нее. Мадам Резо продолжала вещать:
- Имение теперь у Марселя - тут уж я ничего не могу поделать.