Мелькает огонек папироски. Девушка проехала бесшумно на велосипеде. Деревья отражены в воде. И - розовая башня, превращающаяся в руины, что, однако, никак не портит пейзажа, а, наоборот, украшает его.
* * *
В парке. Подошла гадалка.
- Дай погадаю, молодец. Дай, золотой. Бедная сербиянка тебе не соврет. Скажу правду, что пятнадцатого числа с тобой будет.
Лицо у нее - славянское, отцветающее, но очень красивое. Губы подкрашены. Говорит с цыганским акцентом. Черные русские сапожки, красная юбка, шаль.
Просит не обижаться, если скажет дурное. И действительно, ничего хорошего не говорит. Неприятности, каверзы, собирается гадить трефовый король. И казенного дома не миновать, если не поможет "благородный король"...
- А трефу, молодец, пальца в рот не суй - отгрызет начисто. От тебя зависит большого несчастья миновать. А пятнадцатого числа - ожидай радость. Все дело счастливо кончится, и сердце успокоится.
- Как же, - я говорю, - счастливо? Ведь казенный дом - туз пик выпадает в конец.
- Ха! Ну что ж. А рядом - красная радость. И казенный дом, золотой, может счастье принести.
Эта кабалистическая дискуссия тянулась недолго. Я отказался принять талисман "для любви", хотя благородная сербиянка уверяла, что "денег от меня не возьмет". Она ушла, выкурив папиросу и наградив меня такой характеристикой:
- Пить не пьешь, а чокнуться не откажешься, - полную рюмку на стол не ставишь. Дама-блондинка об тебе сохнет. Все, что сказала, - сбудется. Прощай. Вспомнишь меня, бедную сербиянку.
Карты у нее - маленькие, старинные, полуистлевшие, но с яркими еще красками.
* * *
На кладбище. Три маленькие девочки убирают мамину могилу. Ходят по очереди на море, приносят песок, ракушки, гальку; выпололи вокруг могилы траву, посидели на лавочке, помолчали, вспомнили маму и пошли домой.
* * *
Там же.
Славянская вязь на большом металлическом (оцинкованном) кресте:
Во имя Отца и Сына
и Святаго Духа
аминь.
Здъсь покоится тъло
раба Божьяго
медицинского фельдшера
92-го пъхотнаго
Печорскаго
полка
Сергея Никитича
ГРОШЕВА
род. 27 iюня 1885 г.
ум. 17 авг. 1906 г.
Двадцать один год было рабу божьему Грошеву. Почему-то весь день думал о нем.
* * *
Восемнадцатого мая в Петергофе традиционный праздник, открытие фонтанов.
С утра за окном гвалт духовой музыки. Днем я работал, вышел в парк под вечер. Шумно, многолюдно, празднично, но - не весело. Много пьяных. И целые тучи продавцов "эскимо". Много моряков, военных. Девочки в долгополых шелковых платьях. Самсон, раздирающий пасть свейскому льву, только что вызолочен. Львиная пасть изрыгает водяной столб.
Небо над заливом - старинное, акварельно-гравюрное. Дымит пароход, открывающий навигацию.
В глубине парка повизгивает гармоника...
Картинно красивый матрос в компании товарищей шагает с гармонью на ремне, наигрывает и поет:
Три-четыре взгляда
И будешь ты моя...
За ним идут рядами, как на демонстрации. Песня, даже такая, облагораживает толпу. Здесь меньше похабщины, ругани и просто - тише.
* * *
Мальчиком я верил, что есть такая должность:
- Замкомпоморде.
То есть заместитель комиссара по морским делам.
* * *
Люблю бывать на кладбищах. Характеры людей и тут - в надписях, эпитафиях, в цветах, которые сажают на могиле, в самом надгробии.
Еще в Старой Руссе, кажется, заметил, что больше всего надписей мистического характера не на крестах, а на столбиках и пирамидках.
На могиле летчика витиеватая надпись:
Мой милый комсомолец!
Котик, я не выживу одна.
Возьми меня с собой.
Другой столбик:
С.И.СИНЮХИН
Воентехник 2 ранга
21 30
19 -- 12 - 19 -- 36
IX VIII
И химическим карандашом вокруг этой скупой справки:
"Сергей не забудь меня прими меня к себе твой любящий брат Вася Синюхин".
* * *
У дяди Коли болезнь, которая называ