С ним ещё то хорошо, что ему ни фельдфебель, ни взводный – не указ, службу знает, да и сам во всё входит и видит, где правда. Одно слово – командир…
Таковы отзывы о Кутепове в мирное время, в военное они ещё любопытнее.
– Герой, – отвечали все, кого, бывало, ни спросишь, а что Кутепов? Если же ещё спросишь: что очень храбрый? – то слышишь: “Да что храбрый, храбростью нас, Ваше Высокоблагородие, не удивишь, – наши господа офицеры все как есть, храбрые… Этот не то что храбр, а Бог его знает, какой-то особенный. Кругом смерть, ну прямо ад иной раз, а он как ни в чём не бывало – смеётся, шутит, нашего брата бодрит”… И опять та же аттестация, что приходилось слышать и в мирное время – службу знает, – но теперь во сколько раз знаменательнее звучат эти два слова!
Слышал я и такие пояснения:
– Одной храбрости на войне мало, – надо и дело разуметь, иначе толку мало, лишь одни потери… Вот на этот счёт капитан Кутепов, дай Бог ему здоровья, молодец – ни одного человека зря не погубит. За ним, можно сказать, как за каменной горой.
– Иные господа и храбрые и вояки хорошие, да горячатся малость – кидаются в атаку, когда ещё нельзя – ну, ничего и не выходит… Капитан же Кутепов всегда спокоен, за всем следит и за своими и за неприятелем, а коли прикажет что, так уж знай, что именно так и надо…» (Свечин В.В. Генерал Кутепов (сборник статей). Париж: Издание комитета имени генерала Кутепова, 1934. С. 194–195).
Пока 1-й батальон вёл бой за высоту 106, за правым его флангом наступал 2-й батальон. 5-я рота капитана Есимонтовского{20} первой взошла на гребень между высотами 106 и 119. Впереди весь пологий скат покрывали густые цепи австрийцев. Не окапываясь, преображенцы открыли ружейный огонь по врагу. Однако их меткие залпы не остановили австрийцев. Неся ощутимые потери, они продолжали наступать. В это время подоспела 7-я рота штабс-капитана Чернявского{21} и заняла позицию левее 5-й. Загромыхали её дружные залпы. Вскоре полурота 6-й под командованием подпоручика Верёвкина{22} подтащила пулемёты приданного батальону 2-го пулемётного взвода и установила их в интервалах 5-й роты. Полковник Казакевич, выказывая презрение к смерти, сел на стул за цепями и принялся руководить ротами. Он приказал ударить в штыки на передовые цепи австрийцев. Коротким контрударом преображенцы заставили врага откатиться назад, на что он ответил ураганным ружейным и пулемётным огнём. Австрийская пуля пробила ногу полковнику Казакевичу. Он упал на землю, но покинуть передовую позицию отказался и лёжа продолжал командовать батальоном и громко подбадривал солдат. Капитан Есимонтовский получил пулевое ранение в область почек. Рана оказалась смертельной. Без малого восемь месяцев лечения и борьбы за жизнь не дали желаемого результата, и 14 (27) мая 1915 года он скончался…
Не сумев отбросить преображенцев атаками пехоты, враг сфокусировал на его позиции всю мощь своих огневых средств, прежде всего подавляя пулемёты и выбивая офицеров. Вскоре пуля ударила в голову штабс-капитану Чернявскому. Его доставили в тыл на перевязочный пункт. Находясь в бессознательном состоянии, А.С. Чернявский слабеющими губами шептал – не молитву, не имена родных и близких, – в предсмертном жару он бормотал марш родного полка. Через шесть дней он скончался…
Над правым флангом 2-го батальона зловеще нависла высота 119. На ней заняли позицию австрийские орудия и открыли ураганный огонь, накрывая шрапнелью и гранатами весь гребень, ведущий к высоте 106. С фронта затрещали австрийские пулемёты, поливая лейб-гвардейцев свинцом.
Шрапнель ударила в голову подпоручику Верёвкину, но после перевязки он не покинул позицию. Вскоре в пулемётном взводе оказались выбиты все наводчики. В строю остались лишь подпрапорщик Крайнов и дальномерщик, которого вскоре срезала австрийская пуля. Его пулемёт замолк. Увидев, что все огневые точки преображенцев подавлены, подняла голову австрийская пехота. На густые залпы лейб-гвардейцы огрызались редкими ружейными выстрелами. Вблизи от замолкшего пулемёта, с залитым кровью лицом и набухшей повязкой на голове лежал подпоручик Верёвкин. Он сам схватился за гашетки «максима» и открыл огонь, прижимая врага к земле. Вскоре его вынесли в тыл, раненного в голову и в ногу. На перевязочном пункте, весело и нервно смеясь, он с восторгом рассказывал о подвигах своих солдат.
Последними поднялись на позицию 2-я полурота 6-й и полурота 8-й роты. Подтягивая на гребень резерв 5-й роты, пал, сражённый пулей в голову, фельдфебель роты подпрапорщик Иваненко. Младший офицер той же роты подпоручик Вестман{23} получил ранение. Ранены младшие офицеры 7-й роты подпоручик фон Кубе{24} и прапорщик Трусов{25}.
С высоты 119 бухнули вражеские орудия. Они по-прежнему безнаказанно простреливали гранатами и шрапнелью весь гребень, по которому проходил рубеж обороны 2-го батальона. Часть позиции пересекала Владиславов, разделив деревню на две неравные части. Большая часть находилась в руках преображенцев. Она полыхала одним огромным костром.
Чтобы сообщить о критическом положении 2-го батальона, полковник Казакевич послал в штаб полка донесение со своим ординарцем подпоручиком Гессе 1-м{26}. Пробираясь в тыл, он пал, сражённый шрапнелью.
2-й батальон из шестнадцати офицеров потерял восьмерых. Не лучше обстояли дела и в 1-м батальоне преображенцев. В 3-й и 4-й ротах из шести офицеров осталось двое. А нижних чинов в обеих ротах насчитывалось не более ста штыков. Потери составили около 80 %!
Так в глухом углу империи, на склонах безымянных высот, без артиллерии, без поддержки частей фронта и почти без резервов, в первом же своём бою на Великой войне погибала Старая гвардия…
К полудню для охвата правого фланга поредевших рот двух батальонов преображенцев австрийцы двинули на высоту 119 2-й батальон своего 58-го пехотного полка. Одновременно вражеская пехота нажимала с фронта. Полковник Казакевич понимал, что в сложившейся обстановке в случае решительной атаки австрийцев его преображенцам трудно будет удержаться на гребне. Оценив опасность, он приказал отвести цепь назад к господскому дому, о чём сообщил командиру полка, прося о поддержке. Отход 2-го батальона заставил и 1-й батальон осадить свой правый фланг, при этом продолжая оборонять ключевую высоту 106. Получив донесение о ходе сражения и о чувствительных потерях передовых частей, полковник граф Игнатьев решил, что настало время ввести в дело 4-й батальон.
В это время левее преображенцев, от опушки леса у колонии Хойны через окопы 6-го гренадерского Таврического полка наступали семёновцы. Справа в первой линии шёл 2-й, а слева 4-й батальоны, во второй линии остались 1-й и 3-й. В деревне Жабья Воля для прикрытия обоза находилась 7-я рота. Младшим офицером в ней служил подпоручик Тухачевский – в будущем один из первых пяти маршалов Советского Союза. Двое суток 7-я рота охраняла обоз и не принимала непосредственное участие в боевых действиях полка.
Около десяти часов батальоны первой линии по пологому скату спустились в широкую и местами заболоченную долину реки Гелчев и повели наступление на высоты кряжа её правого берега. Впереди перед лесным массивом отчётливо виднелся фольварк Анусин. Движение частей по пересечённой местности затруднялось отсутствием карт даже у командиров рот и батальонов. То и дело ротам приходилось останавливаться, чтобы определить своё местоположение и не потерять связь с соседними частями. К тому же размеры лесов и заболоченных участков, очертания высот правобережного кряжа и других складок местности не соответствовали той единственной карте, которая находилась у генерала фон Эттера{27}. Поэтому ориентиры движения данные офицерам в штабе полка приходилось корректировать на ходу.