– У вас чудесный, умный малыш, – сказал Трояновский, отдавая сына отцу – мы, кажется, нашли с ним общий язык.
Платон был так поражён, что даже не нашёлся, что сразу сказать. И только проехав пару километров в сторону дома, мужчина немного пришёл в себя и стал осторожно узнавать у сына, о чём они говорили с лесником.
Но Лука уже стал прежним собой и ответил не сразу, и слова его ещё больше озадачили Платона.
– Он открыл клетку – загадочно сказал мальчик.
– Какую клетку?
Лука молчал, Платон знал, что давить на него нельзя и просто ждал. Наконец мальчик прибавил:
– Вначале я испугался, у него были злые жёлтые глаза.
– Разве у лесничего злые глаза? – удивился отец.
– У него были злые глаза, – снова повторил мальчик, будто не слыша вопроса, но он всё равно добрый. А потом мне стало хорошо…
Глава 8
Воскресение 25 декабря 2016 года
На шесть часов вечера у супругов был заказан столик в итальянском семейном ресторанчике возле причалов местного яхт-клуба. Ресторанчик был стилизован под старинную харчевню. Вначале вечера им было предложено фирменное блюдо. Они могли выбрать один из вариантов местного спагетти: с тремя сортами мяса, с рыбой, с овощами или даже десертное – с орехами, ягодами и фруктами. Но Марина предпочла салат с сыром.
– Ты снова на диете? – удивился Платон. – Зачем тебе это, у тебя ведь почти идеальная фигура.
– Вот именно «почти», – поморщилась жена. Зато она проявила большую щепетильность в выборе вина, минут десять продержав возле себя сомелье.
…Дети уже наелись и теперь ими в игровой комнате занимались аниматоры в костюмах пиратов. В кои веки взрослые смогли не просто выбраться куда-то из дома, а провести вечер вдвоём, почти наедине. Мягкое освещение, живая музыка, хорошее вино настраивали на особый интимный лад. Это было что-то особенное. Они с женой только что вернулись с танцпола, и по пути к столику Платон видел, что взгляды присутствующих мужиков устремлены на них, точнее на его партнёршу, на её безупречную фигуру – стройную, спортивную, с прямо-таки осиной талией, упругой грудью и сногсшибательными ногами. А как она танцевала! Свободно, дерзко, вся отдаваясь музыке. Марина в самом деле была сегодня ослепительно красива и…чертовски стервозна, это он чувствовал на уровне энергоизлучений. В глазах её черти раздували угольки!
Вальяжно расположившись на своём стуле с грацией отдыхающей после охоты львицы, Марина повернулась к оркестру, а Платон жадно смотрел на её длинную лебединую шею с такой знакомой родинкой возле пульсирующей жилки. На мягкой оливковой коже её щеки Платону почудился нежный тёмный пушок, отчего он ощутил приятное эротическое волнение. Хотя при маниакальной помешанности жены на совершенстве наличие на её лице хоть одной неучтённой волосинки было совершенно невозможно.
Вечернее платье, которое Марина сегодня надела, ей очень шло. Она по праву гордилась своей великолепной фигурой и, обладая отменным чувством вкуса, умела подчеркнуть свои женские прелести. Наверное, поэтому ограничилась лишь ниткой жемчуга и изящной бриллиантовой брошью-бабочкой, хотя могла бы обвешаться дорогими побрякушками.
– Послушай – Воронцов накрыл своей ладонью её тёплую руку. Марина резко повернулась к мужу, мгновенно всё прочла в его глазах, и вдруг ошарашила:
– Да, я тоже хочу тебя!
– …Тогда…поехали домой?
– Нет, ты не понял, – капризно дёрнула плечиком проказница, – я хочу этого немедленно, понимаешь? Прямо здесь!
– Здесь?! – такого поворота Платон совсем не ожидал и смущённо покосился на чинную публику за соседними столиками. – …Но… как ты себе это представляешь?
– Придумай что-нибудь, ты ведь мужчина! – Марина поискала вокруг оценивающим взглядом. – Наверняка тут есть какое-нибудь подходящее помещение.
– Но что о нас подумают, если застукают на месте преступления, – ужаснулся Платон, на самом деле зачарованный сексуальностью своей дамы и восхищённый её бесстыдством.
– Какая разница!… Ну?! Учти, на мне нет трусиков, только пояс с чулками. Сам можешь убедиться, – она игриво опустила глаза, указывая под стол.
Из-за звучащей в зале музыки их не могли подслушать, и слава богу! Иначе от стыда он не знал бы куда ему деваться. Хорошо и то, что в полумраке никто не может видеть его покрасневшего растерянного лица. Марина же сегодня была просто зажигалка.
– Ну, что же вы молчите, Платон Юрьевич? – в тоне жены появилась насмешка. – Да ещё с таким видом, будто вас хотят совратить как молоденькую целочку.
– Понимаешь, Марго, всё это несколько неожиданно…и непросто. Ведь я давно уже не тот бесшабашный гусар, который мог выкидывать подобные штуки, не думая о последствиях, – был вынужден признать Платон.
– Так выпейте для храбрости, господин бывший гусар! – Марина наклонилась к нему, аккуратно сняла с него очки и проворковала: – Ну неужели так трудно вы… собственную жену, когда она вас об этом просит! – неприличная фраза была произнесена слишком громко, так что разговоры и звон посуды по соседству смолкли и на них стали бросать недоумённые и осуждающие взгляды. Но Марине и в самом деле было плевать, она наполнила бокал и выпила его за здравие почтенной публики.
– А как же дети? – ухватился Платон за пришедшее в голову оправдание собственной нерешительности.
Марина не могла скрыть своего разочарования:
– Ты всегда был слишком осторожен и предусмотрителен, Пупс, – произнесла она сразу ставшим бесцветным и уставшим голосом. – Ладно, поехали домой.
Глава 9
Пробудившись и ещё не успев открыть глаза, Платон протянул руку: Марины рядом уже не было, смятая простыня успела остыть от её тела. Она поднялась рано и наверняка уже стоит где-нибудь в пробке на полпути к своему офису.
Ещё некоторое время Платон продолжал лежать, уныло вспоминая, как накануне ночью пытался реабилитироваться перед супругой за свою нерешительность в ресторане. И всё же, кажется, вышло у него не слишком впечатляюще, хотя честно пытался превзойти себя. Что поделаешь, он уже далеко не тот молодой Геракл, который когда-то мог и пять раз за ночь заниматься любовью.
Взглянув на часы, мужчина подивился сам себе: стрелки показывали без пятнадцати двенадцать! «Да, поздновато я сегодня», – зевнув, пожурил себя Платон, и подумал о сыне: как он там один, чем занят? Хотя в том, что Лука до сих пор не заявил о себе, не было нечего особенного: дети-аутисты даже в столь нежном возрасте удивительно самодостаточны и прекрасно чувствуют себя в одиночестве.
И всё же нельзя так наплевательски относиться к родительским обязанностям. Неправильно это… Как хороший папа он должен пойти и чем-нибудь заняться с сыном, да и обедать скоро пора.
Платон потянулся, сел на кровати, сунул ноги в тёплые меховые тапочки, и снова зевнул. Уютно свернувшаяся в складках одеяла Алиса также зевнула и сладко потянулась. За окном было серо и хмуро. Откровенно говоря, идти никуда не хотелось. Перспектива провести ещё хотя бы часик в постели перед телевизором выглядела гораздо соблазнительней. А потом можно будет попросить всегда готового услужить Майкла согреть обед и сварить ему кофе, и тогда уж идти за сыном, который наверняка сейчас что-нибудь увлечённо конструирует из «Лего» в своей комнате, лепит или рисует.
– Как думаешь, Алиса? – обратился Платон к кошке и прочитал в её мудрых зелёных глазах полную поддержку и понимание. –Правильно, красотка! – обрадовался писатель. – Кому, как не тебе, знать об исключительной пользе небольших доз лени в нашей нервной жизни.
Воронцов снова забрался под одеяло, взял пульт от телевизора, но тут в комнату влетел Веник и с разбегу вскочил передними лапами на постель; соскучившийся за ночь пёс принялся радостно лизать хозяину лицо. Заодно любвеобильный зверь попытался «чмокнуть» и подружку, но вместо благодарности удостоился пощёчины – никогда не одобрявшая столь варварских манер приятеля кошка слегка долбанула мягкой лапой по добродушной физиономии лабрадора.