Здесь российские солдаты в очередной раз вспомнили, что такое стоять до конца, и были захвачены одной мыслью — не отступить, в крайнем случае, если не повезет, взять на тот свет как можно больше врагов. Здесь были разгромлены отборные дудаевские части и взломана оборона, готовившаяся несколько лет, когда каждый дом превращался в крепость, когда между подвалами были прокопаны подземные ходы, дававшие возможность «нохчам» (так называют чеченцев) возникать как из-под земли в любой части города.
У ворот расположения ГУОШа (группы управления оперативного штаба) Толик Палицын — капитан из Смоленского СОБРа — стоял в окружении замызганных чеченских детишек, галдящих:
— Русский полицейский. Дай есть. Мы голодны. Толик раздавал хлеб и консервы из своего не такого уж богатого пайка. Возле расположения подразделений МВД и армии постоянно толпились гражданские все с теми же просьбами — дайте хлеба.
— Ну как? — спросил Палицын.
— Зачистили, — махнул рукой Косарев. — Нормально…
За обыденными заботами близилась ночь. Группа управления располагалась на территории бывшей пожарной школы. Когда-то здесь вышагивали на строевой подготовке курсанты, приводились занятия. Все в прошлом. Сегодня стоят во дворе вагончики, защищенные от пуль бетонными плитами и прикрытые маскировочной сетью — тут живут собровцы. Пустые, без стекол окна трехэтажного здания прикрыты мешками с глиной, и из-за них смотрят угрожающе стволы пулеметов. Ныне пожарная школа — крепость. Крепость неприступная.
С наступлением темноты началась привычная, ставшая обыденной музыка грозненской ночи. Со стороны лесополосы, водонапорной башни, Старопромысловского шоссе заколотили снайперы.
Чуткий сон. Снова, как в Афганистане, Косарев готов был в секунду проснуться и вскочить на ноги. Он ворочался на кипе матрасов, настеленных на пол.
— Работенка, мужики.
Посреди ночи этими словами разбудил всех заместитель начальника ГУОШа по криминальной милиции — плотный, с пышными усами полковник МВД.
— Дудаева брать? — послышались сонные прибаутки.
— Басаев Кремль захватил?
— Нет, просто к Черномырдину в гости зашел, а все переполошились…
— Завод «Красный молот», — сказал полковник, — «нохчи» заняли.
— Рядом с комендатурой?
— Точно, — кивнул полковник.
— Обнаглели, сучьи дети, — покачал головой Косарев.
— По машинам, — приказал полковник. — На все про все десять минут…
С кряхтеньем ребята поднимались, натягивали кроссовки. Омоновскими, с высокой шнуровкой, ботинками — этим изобретением какого-то безымянного вредителя пользоваться перестали давным-давно. Собровцы (в отличие от солдат) по привычке бронежилеты не брали — снайперы лепят в голову или подмышку, а движения бронежилетсковывает, замедляет, в когда припрет — потерянных секунд может не хватить. Некоторые повязывали шеи и головы платками — не для пижонства, не для того, чтобы походить на пиратов. Пыль и жара, пот течет по лицу, въедается в глаза. Тут платок и помогает.
Ночная пора — время «нохчей». «Мирные жители» превращались в снайперов, гранатометчиков, доставали из тайников оружие и лупили кто по чему мог — по комендатурам, по расположениям воинских частей, по блокпостам. В основном били без всякого результата, но эффект достигался — они напоминали о своем присутствии, давили на психику солдат и жителей, как бы напоминали: «Мы не ушли. Мы всегда маячим за вашими спинами — черными, готовыми к смертельному броску тенями».
Заспанный, спокойный, индифферентно относящийся ко всему, пузатый общевойсковой полковник — комендант района — обвел равнодушным взором прибывших на трех БТРах бойцов МВД.
— Чего это вы? — осведомился он.
— Нам сообщили, что «нохчи» завод взяли, — сказал полковник МВД. — Ложная тревога?
— Почему ложная? — пожал плечами комендант. — Ну, взяли.
— Принимайте командование группой, — кивнул полковник. — Будем освобождать.