По-прежнему держа руки в карманах, он приблизился к месту потасовки и слегка приподнял левую бровь: здесь происходило кое-что поинтереснее мелкой разборки.
– Ребята, – сказал он, вынимая сигарету из-за уха и вставляя ее в угол рта, – огоньку не найдется?
Коренастый крепыш с плавно переходившим в плечи бритым затылком – единственный из всей компании, кто не был в данный момент занят, – неторопливо повернул к нему мясистое лицо. Илларион невольно подумал, что на бескрайних просторах России как-то незаметно для постороннего глаза вывелась новая порода людей – широких, почти квадратных, с огромными круглыми черепами толщиной в три пальца и крупными мясистыми лицами.
Или представители этой могущественной расы долго таились в подполье, а теперь вот вышли на свет, чтобы занять подобающее им место? Илларион едва заметно дернул щекой: ему всегда казалось, что наиболее подходящее для этих людей место обнесено высоким двойным забором с тремя рядами колючей проволоки поверху.
– Проходи, отец, – сказал крепыш. В глубоком вырезе его черной майки вызывающе поблескивала толстая золотая цепь. – Мы не курим.
– А что делаете? – спросил Илларион.
– Не понял, – сказал крепыш, а его коллеги на секунду прервали свое занятие и повернулись к Забродову.
– Чего ж тут не понять? – не вынимая изо рта сигареты, удивился Илларион. – Ну, не курите вы. На работу, надо полагать, тоже не ходите. Книжек не читаете, поскольку грамоте не обучены… Вот я и спрашиваю: что делаете, ребята?
На этот раз на всех без исключения лицах обозначилось удивление. Даже узкоплечий волосатик и довольно привлекательная девица в обманчиво-строгом деловом костюме, которых только что мордовали хорошо упитанные обладатели цепей, перестали вырываться и уставились на Забродова.
– Ты че, мужик, – медленно закипая, процедил собеседник Иллариона, – ты че, провоцируешь, да? В натуре, провоцируешь.
– Остынь, Кабан, – подал голос один из его коллег. – На кой болт он тебе сдался? Он же бухой, как земля. Гони его на хрен, кончать надо.
– Ты слышал, что умные люди говорят? – угрожающе подаваясь вперед, спросил Кабан. – Хромай отсюда, недотыкомка. Вот, возьми пятерку, купи себе спичек, козел.
Илларион вынул сигарету изо рта и снова заложил ее за ухо. В ходе этой «содержательной» беседы он успел окончательно уяснить картину происходящих здесь событий и понял, что вмешаться все-таки придется. Он терпеть не мог ввязываться в уличные драки, полагая это пустой тратой времени, но в данном случае никакой дракой, судя по всему, даже и не пахло. Здесь пахло жестким, по всем правилам, наездом, а в подобных случаях Забродов действовал чисто рефлекторно, за что неоднократно получал выговоры от своих друзей.
– Разошлись бы вы, мужики, – сказал он. – Вечер какой, это ж загляденье! Лето кончается – ну, чего вы там не видали, в этой больнице?
– В какой больнице? – на секунду растерялся Кабан.
– Склифосовского, – любезно пояснил Илларион.
– А-а, – обрадовался Кабан, – там? Это ты зря.
Мы тебя навещать не придем, даже не надейся.
Он шагнул вперед. Забродов сделал какое-то движение рукой с зажатой в пальцах сигаретой, и Кабан вдруг оказался лежащим лицом вниз на асфальте. Илларион огорченно повертел сломанной сигаретой, отбросил ее в сторону и резко выбросил вперед локоть. Один из коллег Кабана напоролся на этот локоть, как на пехотный штык, и с диким ревом опрокинулся на спину, обеими руками держась за разбитую физиономию.
– Август, ребята, – миролюбиво напомнил Илларион. – На Тверской девки с ума сходят, а вы тут дурака валяете.
Двое оставшихся в строю бандитов медленно заходили с двух сторон.
– Ну? – спокойно сказал Илларион. Бандиты остановились, подумали и нерешительно попятились – Ножик убери, – посоветовал одному из них Забродов, – а то еще напорешься, чего доброго.