— Это не я!
— Чиун!
— Смотри, Римо, они осквернили мое лицо усами! Но у меня нет усов! А глаза!.. Это глаза японца, а не корейца. Да как они посмели! Мы должны потребовать удовлетворения.
И перейдя на японский, мастер Синанджу предложил водителю остановиться.
Выйдя из машины, Чиун перешел на противоположный тротуар и злобно уставился на гигантское изображение, которое, правда, сильно уменьшилось в размерах, отодвинувшись в угол экрана и разместившись рядом с головой ведущего японской программы новостей.
— Они меня оскорбили!
— Послушай, на нас уже обращают внимание, — прошипел Римо, с беспокойством оглядываясь вокруг.
В тот же миг мастер Синанджу поймал какого-то прохожего и повернул его лицом к экрану.
— Это я? — спросил Чиун по-английски.
Японец поднял глаза вверх.
— Ну? — настаивал старик, развернув теперь японца к себе.
В знак отрицания японец энергично затряс головой.
— Вот видишь, Римо, — сказал учитель. — Он не видит сходства.
— Все дело в том, что японец не понимает по-английски, а ты еще вертишь его головой, — возразил ученик.
— Ничего подобного! — ответил Чиун, в то время как язык злосчастного японца мотался из стороны в сторону как собачий хвост, а глаза уже стали вылезать из орбит.
— Как же! Он пытается удрать.
— Что ж, я удовлетворю его желание, — произнес старик и отпустил японца.
Тот заковылял прочь, держась за голову и шатаясь так, как будто перебрал саке.
— Вот тебе доказательство, — не унимался Чиун. — Если бы он считал, что мерзавец на экране — это я, то вызвал бы полицию.
— Сейчас он способен только вызвать врача.
Мастер Синанджу злобно посмотрел на телеэкран.
— Римо, у тебя есть монета?
— Конечно, есть. А тебе-то зачем?
— Не спрашивай. Одолжи лучше самую большую.
Римо сунул руку в карман.
— Пятьдесят центов тебя устроит? — спросил он.
— Вполне, — ответил учитель.
Он со звоном подбросил монету вверх, потом еще и еще раз. Каждый раз пятидесятицентовик взлетал все выше и выше, а издаваемый им свист казался все пронзительнее.
На четвертый раз монета стремительно взвилась в небо и понеслась через улицу, как будто ее притягивал гигантский магнит.
Прежде чем Римо успел понять, в чем дело, телеэкран погас. В углу его дымилось маленькое отверстие.
— Вот! — удовлетворенно кивнул Чиун. — Теперь можно пойти в отель.
— Если ты будешь продолжать свои фокусы, то мы окажемся в местной кутузке.
Чиун только отмахнулся и двинулся вперед, довольный тем, что исправил допущенную по отношению к себе несправедливость.
Неподалеку от отеля Римо стал замечать людей, одетых как будто бы в синие пижамы. На кармане куртки каждого японца красовалась одна и та же картинка — солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи.
— Интересно, в чем это они? — спросил Римо.
— В пижамах, — ответил Чиун.
— Я так и подумал. Что, таков новый японский обычай — носить вечером пижамы?
— Не знаю.
На здании гостиницы тоже виднелась эмблема в виде солнечного луча.
В открытую входную дверь постоянно входили люди в одинаковых синих пижамах с изображением солнечного луча.
— Не нравится мне все это.
— Не беспокойся, Римо. Для японцев все корейцы на одно лицо.
— Я не о том, — буркнул ученик.
В вестибюле им пришлось снять туфли и надеть комнатные тапочки. Поскольку Чиун не возражал, Римо последовал его примеру.
У стойки дежурного они получили ключи.
— Нам на пятый этаж, — бросил ученик, подойдя к лифту, где тоже стояли люди в пижамах с сонным видом постояльцев, а не служащих отеля.
— Странное заведение, — хмыкнул Римо.
— В оккупированной стране всегда странные порядки.
Выйдя из лифта на пятом этаже, Римо решил, что попал в морг.
Дверей как таковых здесь не было.