— И что, аэропорт Еремеевка под бдительным надзором господина Кагасова процвел и поразил чиновников СТК своей высокой доходностью и безупречным качеством обслуживания пассажиров?
— Дерьмо, а не аэропорт, — искренне сказал Ивкин. — Внутри Союза три самолета в неделю, и те грузовые. Правда, чартером летают в Турцию, в Грецию. Мешочников возят. Налоги за три года не плачены. Убытки за прошлый год пять миллиардов. У нас хоть налоги заплачены, а то бы нас обанкротили.
— И почему СТК так хочет посадить человека из аэропорта, который не платит налоги, в аэропорт, который налоги платит?
— Не знаю. Говорят, он в СТК кому-то родственник.
— Возможно, — сказал Сазан, — но как-то у тебя концы с концами не сходятся. Ну, родственник. Ну, кому-то ты перешел улицу. Но, как ты совершенно справедливо отметил, эта твоя СТК — правительственная служба. Причем, извини, самая какая-то захудалая: в жизни не слышал, что такая есть… Сидит, небось, на десяти столах в трех комнатах, а остальные двадцать сдает в наем. И вдобавок она тебя послезавтра законно снимет. Не она же тебя заказывала?
— Я и не думаю, что она.
— Тогда почему твой старый друг позвал тебя ночью в Москву и почему «мазду», в которой ты должен был ехать, расстреляли из автомата?
— Не знаю. У компании есть долги. И я в долг тоже давал. Довольно много. Раньше, когда дела у нас были лучше.
— Понятно. А теперь, когда дела компании плохи, а тебя вот-вот вышвырнут из кресла, ты попросил долги вернуть?
— Допустим.
— А твоего старого друга среди твоих должников случайно нет?.
По тому, как сморгнул директор. Сазан внезапно понял, что его вопрос попал точно в цель.
— Ты один к другу ездил?
— Нет. С замом. С Алексеем Глузой.
— А почему это к другу — да с Глузой?
— Потому что он у меня правая рука. Не хотел я один на один встречаться с человеком из СТК.
— То есть когда твой друг тебе позвонил, ты перезвонил Глузе и сказал: «Поехали».
— Да.
— А твоя правая рука не могла тебя заказать?
— Зачем? Уйду я — его вышибут в полминуты. Сазан взглянул на часы: стрелки уже подбирались к восьми, солнечное пятно, лежавшее в начале беседы на самом краю скатерти, незаметно перебралось поближе к середине.
— Ладно, — сказал Сазан, — пошли деток будить. У тебя «крыша» кто?
Застигнутый внезапным вопросом директор замялся. Потом пробормотал:
— Шило. Они у нас ТЗК держат.
— Че-го?
— ТЗК. Топливозаправочный комплекс. Сазан прикинул расклад. Шило был довольно известным подмосковным авторитетом, был причастен к водке и к бензину, и каким образом его ребята попали на топливозаправочный комплекс, было совершенно понятно. Сазан не помнил, чем там точно заправляются самолеты — не то керосином, не то каким-то особым бензином, но в любом случае каким-то розничным углеводородом. А розничный углеводород на северо-востоке Москвы — это Шило.
— Ладно, — сказал Нестеренко, — передай Шиле привет от Сазана и скажи, чтоб он тебя берег пуще зеницы ока. А то он вон с тобой прислал каких-то… одноразовых, — и Сазан с явным презрением кивнул в глубь дачи, туда, где сквозь листву виднелось несколько фигур: ребята Сазана беседовали с охранником и шофером Ивкина.
Было уже десять часов утра, когда Сазан, покончив с утренней разминкой, вышел из душа и, потирая руки, уселся за достархан на веранде.
— Посмотрим, что Бог послал! — радостно проговорил он.
Бог послал бандиту на завтрак яичницу, здоровую, что твой тележный обод, и густо усыпанную ветчиной и зеленью, большой кувшин холодного молока и целую кучу корейской строганной моркови, до которой Сазан был большой охотник. Сазан завтракал не один — напротив него сидел молодой, плотный парень, правая рука Нестеренко, по кличке Муха.