– Она? – Луис неожиданно зябко поежился. – Лив, я не видел никого и ничего. Ты просто говорил. А рядом никого не было.
Так или иначе, но корабль ждал их. Громадный, белоснежный корабль, словно выточенный из белого дерева и слоновой кости, стоял в полумиле от берега. А от него уже летела такая же белоснежная шлюпка. Шестеро гребцов работали веслами споро и дружно, и скоро шлюпка была уже совсем близко.
– И чего ты ждешь? – спросил Левассер, с ухмылкой глядя на возлюбленного. – Хочешь, чтобы я тебя отнес в лодку на руках, как молодую жену?
Луис вспыхнул и решительно рванул к шлюпке. Забрался в неё, едва не опрокинув и отряхивая воду с конечностей с энтузиазмом промокшей кошки. Левассер хохотнул, едва подавив желание шлепнуть по изящной заднице, но решил не компрометировать любовника перед командой.
Корабль сверкал и в переносном и в прямом смысле. Выскобленная до младенческой чистоты палуба сияла. Левассер от души веселился, наблюдая, как Луис выбирается из шлюпки, озираясь с потрясенным видом.
– Я думал, тут будет куда грязнее, – сказал испанец, осторожно облокачиваясь о резной борт, – но должен предупредить тебя, Лив, я ненавижу качку, и меня от неё тошнит. Так что иногда мы будем приставать к берегу.
– Качки не будет на этом корабле, – произнес крупный моряк, одетый в парусиновые белоснежные штаны и затканный узорами жилет, – если, конечно, капитан не захочет идти под ветром и по воде.
– Вы боцман? – спросил Левассер, оглядывая его от лысой головы до добротных сапог.
– Нет, капитан, – с едва заметной улыбкой произнес моряк, – я квартирмейстер на вашем корабле. Аластор Гейтс, раньше служил с капитаном Флинтом, – при этом имени по лицу мужчины прошла тень. – Здесь все лучшие из лучших, просоленные морем, продубленные ветрами и солнцем. Глядите… – он указал на гибкого молодого матроса, который мчался вверх по вантам как обезьяна, – это Норрингтон. Отличный парень и прирожденный моряк. А вон тот, с горящими глазами и седой, это как раз и есть боцман, Израэль Хэндс. Мы когда-то вместе плавали на «Морже». Остальные не хуже, поверьте, – Гейтс легким отеческим подзатыльником проводил худенького юнгу лет десяти-двенадцати, который мчался к рулевому, громадному кряжистому моряку с испитым, но добродушным лицом. – Хорошая команда, быть может, лучшая, с которой мне доводилось плавать. А теперь, если позволите, я покажу вашу каюту.
– Вы нас ждали? – спросил Луис, с любопытством разглядывая белоснежные, затканные золотыми цветами паруса, резные мачты и реи.
– Не очень долго, – признался Гейтс, провожая их к надстройке, – мы до последнего не знали, прибудете ли вы. Хозяйка лишь пару склянок назад сообщила, что капитан и его сопровождающий уже ждут. Вот здесь ваша каюта, капитан. А ваша, сэр…
Луис поднял голову, глядя на Левассера. Щеки его полыхали от смущения, но он весело улыбнулся.
– Не стоит, сеньор Гейтс, – сказал он, с вызовом подняв голову, – я буду в одной каюте с капитаном.
***
Дни складывались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. Ни Левассер, ни Луис Рамон не считали их. Они просто жили, путешествовали, приставали к чуждым прекрасным берегам, странным и удивительным, жили странной жизнью, тратили не оскудевающие запасы драгоценных камней, сражались с Черной Флотилией и любили друг друга. Иногда бок о бок они стояли на носу «Скитальца» и тихо говорили о том, что о большем им не приходилось мечтать, когда погруженные каждый в свой собственный Ад, они скитались по морям разлук и землям отчаяния. Но время боли ушло, злое время страданий и одиночества, оно навсегда миновало для двоих, узнавших истинную цену любви. И теперь для них впереди была Вечность, полная приключений, странствий. Вечность, в которую они шли рука об руку.
Конец.