– Сначала детей приютили у себя их бабушка и дедушка и старшая сестра матери. У нее была своя семья, дети, внуки, двое чужих детей были лишними ртами, Бажени это быстро поняла, и они с братом ушли «в люди».
– Что это такое? – не понял Мэтт.
– Двое детей были вынуждены наниматься прислугой в разные семьи, – вздохнула Наташа, – когда Ваня чуть повзрослел, он поступил в ремесленное училище, а бабушке «посчастливилось» поработать и помощницей повара в ресторане, поэтому, кстати, она так хорошо готовит, и горничной у богатой княжны, и в типографии во время революции. А жила бабушка в монастыре, ее взяли туда потому, что ее покойные папа и мама постоянно делали пожертвования. В монастыре ее научили красиво вышивать. Но изнанка жизни, к сожалению, оказалась неприглядная. Там царил разврат, монашки по ночам принимали мужчин, потом делали аборты. Во время постов никто не голодал, вино лилось рекой, а священнослужители ели мясо. Бабушку часто наказывали и заставляли часами молиться на коленях на холодном полу. Может от этого, может нет, но однажды у нее парализовало ноги, и четырнадцатилетняя девочка стала инвалидом.
Мэтт и Юля внимательно ее слушали.
– Хозяйка типографии, в которой работала бабушка, армянка по фамилии Петросян, была очень богатой женщиной. Она хорошо относилась к Бажени и забрала ее из монастыря к себе. Она отвезла бабушку в Европу, там ей сделали операцию и долго лечили. Бажени три года прожила в их семье. Когда запахло революцией, Петросяниха с семьей бежала в Европу. Она хотела взять с собой и бабушку, но та отказалась. Младший брат Петросянихи, который был влюблен в Бажени, даже сделал ей предложение.
– Почему она не поехала с ними? – тихо спросил Мэтт.
– Она не могла бросить своего брата, они всю жизнь были очень дружны, держались вместе, когда разъехались по разным городам, переписывались, часто ездили друг к другу в гости. Я очень хорошо помню дядю Ваню, он с семьей жил в Подмосковье, умер совсем недавно, – вздохнула Наташа, – а еще потому, что она не любила Петросяна. Прошло немного времени, Бажени встретила своего будущего мужа, моего прадедушку Александра, они поженились, и жили долго и счастливо. А со времени проживания в монастыре бабушка невзлюбила священнослужителей. Она называет их попами. В душе и в сердце она верит в Бога, дома молится, у нее в комнате стоят иконы, бабушка всегда благодарит Всевышнего и Святую Богородицу, но в церковь никогда не ходит и не соблюдает церковные обряды. Меня, между прочим, она крестила сама. Такие вот дела.
– Мда-а-а, – протянул Мэтт и привлек Наташу к себе, – ты расстроилась, детка?
– Я всегда расстраиваюсь, когда представляю, как двое маленьких детей, одиннадцатилетняя девочка и восьмилетний мальчик, скитаются по чужим домам, – вздохнула та, – представляете, у бабушки всего три класса образования в церковно-приходской школе, но именно она учила меня, маленькую, читать и писать.
– Не грусти, не надо, – Мэтт потянулся к ее губам.
Юля кашлянула, – что-то стало прохладно, – повела она плечами и поежилась, – пойдем-ка мы с детьми домой, а вы еще погуляйте.
– Джули, вас проводить? – спросил ее Мэтт.
– Спасибо, не надо, сами дойдем, – улыбнулась она, – спокойной ночи.
– Какая у тебя деликатная подруга, – сказал он Наташе, когда Юля ушла, и потянул ее за руку, – пойдем, – тихо добавил он.
– Куда?
– Проверим, прочные ли диваны в беседке…
США, Нью-Йорк, особняк Престонов, пятница 16 сентября 1988 года
– Девочки, после свадьбы сразу не уезжайте, дождитесь меня из путешествия, – Наташа прижалась к Бажени, – нас с Мэттом не будет всего лишь две недели. А когда вернемся, мы с вами еще погуляем по городу, походим по магазинам, ну, девочки, ну, останьтесь, пожалуйста, – посмотрела она жалобно на Юльку.
– Мы уедем только в конце октября, а эти две недели, что вас с Митей не будет, поживем у Гены с Ларисой, – объяснила бабушка.
Юлька кивнула, – Натыч, без тебя как-то неудобно здесь жить.
– Значит, так, – скомандовала Наташа, – неудобно оставить моих троих детей без присмотра. Ты, – ткнула она пальцем в Юльку, – в мое отсутствие назначаешься главной мамкой-нянькой-гувернанткой. Будешь контролировать обучение ребят, делать с ними уроки, читать им книжки и рассказывать на ночь сказки. А ты, – повернулась она к Бажени, – назначаешься главной кормилицей-поилицей главной мамки-няньки. Кто ей, как не ты, будет жарить гренки на сале, и подавать соленые огурцы с ванильным молоком? Еще надо разобрать подарки, вон, все комнаты завалены, не пройти. А это только начало, еще не все гости прислали подарки. Девочки, этим вы займетесь вместе с Дженни. И Мамнину с Бобом тащите сюда, чтобы им не было скучно, пока мои родители на работе. Надо все подарки рассортировать и подготовить благодарственные письма, а мы с Мэттом их потом подпишем. Короче, у вас дел невпроворот, месяца не хватит, чтобы управиться, а вы уезжать собрались, предательницы, – обиженно буркнула она, – а мне потом одной сражаться со всем ворохом?
– Все, все, убедила, я остаюсь, – Юлька подняла руки и посмотрела на Бажени, – Евгения Ивановна, у нас с вами ответственная миссия, придется остаться.
– Только если Нина с Ларисой приедут, – недовольно пробурчала та.
– Приедут, приедут, не переживай, я сама им все объясню и попрошу, – успокоила бабушку Наташа.
США, Нью-Йорк, особняк Престонов, понедельник 19 сентября 1988 года
– Нати, так нечестно, – едва проникнув в комнату к Наташе, Мэтт сразу же бросился к ней и, сжав в объятиях, начал покрывать горячими поцелуями ее лицо и шею, – мы совсем не видимся, я соскучился.
Наташа отвечала на его поцелуи и оправдывалась, – Мэтт, я не могу уходить к тебе после ужина, ко мне по вечерам заходят Бажени с Юлькой, пойми, для них это чужой дом, им немного одиноко и неуютно, здесь я единственный для них родной человек.
– Перебирайся жить в мои комнаты, – решительно сказал Мэтт, – ну, правда, сколько можно притворяться. Все давным-давно уже все знают, только делают вид. До свадьбы осталась всего-то неделя с небольшим.
– Делают вид, потому что соблюдают правила приличия, ш-ш-ш, – положила ему палец на губы Наташа, – Бажени тоже все прекрасно понимает, она умная женщина, но ты пойми, я для нее целомудренный ребенок. Пусть я буду такой до свадьбы, хотя бы чисто внешне, ладно?
– Ты и так пока целомудренный ребенок, мы вместе всего лишь три месяца, – Мэтт кивнул и поцеловал ее.
– А ты приходи ко мне позже, когда бабушка и Юлька уже уходят к себе, – предложила ему Наташа.
– Я не могу позже,– в свою очередь начал оправдываться Мэтт, – вчера вечером я не смог дождаться, когда вы наболтаетесь, и уснул… я не высыпаюсь, я засыпаю в машине, на работе, на совещаниях. На прошлой неделе Полу даже пришлось несколько раз толкнуть меня ногой под столом во время важной деловой встречи…
Наташа засмеялась, – представляю эту картину, а ты храпел?
– Сейчас кто-то будет наказан, – пригрозил ей Мэтт и крепко обнял за талию, – я соскучился, – его рука поползла по ее спине вниз.
Наташа прижалась к нему, – представляешь, скоро мы с тобой будем вместе, каждый день и каждую ночь, а они уедут, старые и одинокие, никому не нужные. Я их единственный ребенок, один на всех, которого они привыкли каждый день видеть, любить, кормить. И вдруг я исчезну из их жизни. Каково, а? Папа с мамой молодые, у них своя жизнь, работа, бизнес, сейчас они в Америке, завтра могут оказаться где-то еще. А трое стариков останутся совсем-совсем одни. Когда я думаю об этом, то начинаю плакать, мне так жалко и Бажени, и Мамнину, и Боба, – Наташа всхлипнула. – Я раньше никогда не задумывалась, почему бабушка плакала, когда я уезжала в пионерский лагерь или с родителями на море. А сейчас я поняла, она ведь очень старенькая и очень меня любит, как она будет без меня, а? Представляешь, на днях она стала рассуждать о том, что будет помогать мне воспитывать моих детей, рассказывать им сказки и водить в детский сад. А я ничего не могла ей ответить, потому что вдруг поняла, что мы с тобой и детьми будем жить здесь, а она вернется в Москву, – Наташа заплакала и прижалась к Мэтту.