— Мы тебе можем сделать жизнь не только трудной, но и короткой.
— Что вы имеете в виду?
— Светит тебе срок. Долго ты проживешь в колонии, если станет известно, что ты заказал убийцу крупнейшему авторитету?
— Все верно, — кивнул Шкляр. — Проживу недолго. Что из этого вытекает?
— Что надо с нами сотрудничать.
— Верно. Но на каких условиях? В тюрьме мне не жить, как вы сказали. Значит, из тюрьмы мне не выйти. Какой вывод следует?
— Ну?
— Разговор состоится только в случае гарантии моего освобождения.
— Мы не вправе дать такие гарантии, — подумав, сказал Ремизов.
— Вот когда будете вправе, тогда и вернемся к этому разговору… Выгодная сделка. Я отдам вам и убийцу. И заказчика. Представлю доказательства. Но мне нужно выйти из этого вонючего тараканника.
Сотрудники угрозыска переглянулись.
— Ну что ж, надеюсь, мы еще продолжим этот разговор, — сказал Ремизов.
Шкляра вывели из комнаты для допросов.
В машине Аверин включил зажигание, потом выключил, обернулся к Ремизову.
— Он не скажет ничего, если не получит гарантий. Решается вопрос о его жизни, и он понимает это прекрасно.
— У нас же не Штаты, — сказал Ремизов. — По закону мы не можем гарантировать его освобождение в случае дачи показаний.
Существует мировая практика — бандит, дающий показа-ия на преступную организацию или более крупного бандита, не карается лишением свободы. Но и в России что-то можно сделать. Пусть не совсем законно, но можно.
— Я доложу руководству. Попробуем решить, — сказал Ремизов.
— Если там высокие лица замешаны, — произнес Аверин. — Пока мы будем вести переговоры, Шкляр скончается от сердечного приступа. Или от ожирения.
— Или от облысения… Посмотрим. Все равно другого пути нет…
Следующим утром Ремизов доложил ситуацию руководству Главка. Потом информация ушла министру.
Все затягивалось. Постепенно информация распространялась все шире и шире, все больше народу получали к ней доступ. Аверин сидел как на иголках. Ждал, когда позвонят и сообщат о безвременной кончине так и не допрошенного официально посредника. У него возникло ощущение, что он ступил на нетвердую почву. Вполне возможно, он и Ремизов забрели в зыбучие пески, которые засосут их.
— Что-то ты с лица опал, — сказал вечером Егорыч, к которому Аверин заглянул в квартиру. — Из отпуска ведь недавно.
— Опять нервотрепка.
— А ты машинки собирай, — предложил Егорыч. — Успокаивает. Будем обмениваться. Вон, смотри, новое приобретение, — он показал на крохотную искусно исполненную модель.
— Не притягивает.
— Ну и зря… Тут по телевизору девушку твою показывали.
— Какую именно?
— Которой я машину смотрел.
— Маргариту?
— Да.
— В какой программе?
— Что-то из жизни света. Для «новых русских». Я иногда смотрю.
— Классовой ненависти набираешься?
— Еще какой. Новости из жизни упырей… Фуршет по поводу трехлетия нефтяной компании. Она там рука об руку была с каким-то лысым торгашом. Вечернее платье у нее, я тебе скажу… А может, не она?
— Ты же знаешь, какая у меня память на лица.
— Фуршет, — усмехнулся Аверин.
— Ты что, расстроился? — озадаченно осведомился Егорыч.
— Да нет.
— Плюнь. Китайцы говорят, что у каждого свой «дао» — жизненный путь. У нее — в вечернем платье ходить по фуршетам. У тебя — сидеть со мной на кухне и пить пиво. — Тоже верно, Егорыч…
В России продолжалась стрельба. Киллеры на время оставили в покое банкиров и принялись за нефтебизнесменов. Если учесть, что после каждой средних объемов операции с черным золотом на западные счета ложится по двадцать-тридцать миллионов неучтенных долларов, понять, за что убивали людей, совсем несложно.
А в Красноярском крае делили русский алюминий.