Савельев съездил ему по лбу пистолетом, впечатал в стену и ринулся вперед. Шедший за ним оперативник окончательно сшиб встречающего с ног. Ворвались в комнату, ураганом снесли еще двоих.
Дверь ванной около входной двери распахнулась, на пороге появился невысокий, в черной рубашке грузин. В руке он держал пистолет Макарова.
Оперативник в коридоре среагировал быстро. Он ударил ногой по двери ванной, и дверь захлопнулась, сметя вышедшего мужчину — вора в законе Кэтмо.
Аверин проскочил дверной проем и прижался к стене. На лестничной площадке, передернул затвор.
— Милиция! — крикнул он. — Кэтмо, выходи с поднятыми руками.
Никакой реакции.
Аверин прижимался к стене. В любой момент мог прогрохотать выстрел. У вора могли сдать нервы.
— Считаю до трех! — крикнул Аверин. — Потом стреляю Раз!
В ванной никто не шелохнулся.
— Кэтмо, не шути! Два!
Прошла секунда. Другая. Дверь ванной распахнулась. На пороге появился Кэтмо. Оперативник дернул его, припечатал к стене, ударил локтем по ребрам и сшиб с ног, защелкнул наручники.
— Фу, — Аверин вытер выступивший на лбу пот.
В квартире на полу валялись трое грузин — телохранители Кэтмо. Один из них — Гоги Берадзе, засветившийся на расстреле в Приморье. Кроме них оказалось еще несколько человек: грузинка лет тридцати, хриплая, с нахальной физиономией — чистейшая воровская мурка; сын Кэтмо — ангелоподобное существо лет восьми; девушка лет восемнадцати, плотная, черно-косая — сестра вора в законе и младенец в кроватке — сын вора.
Муровские опера второго отдела, бывшие спецназовцы, ребята нервные, к тому же прочитавшие справки о похождениях Кэтмо, немного позлобствовали.
— Ты нас, скот, убить хотел. Ты, погань, — нагнувшись над ним закричал оперуполнолмоченный.
После второго удара по загривку Кэтмо вздрогнул. Его била дрожь. Он выгнулся, зашипел. И зашелся в припадке. На губах выступила пена.
— Нэ бейте! Он эпилепсик! — с акцентом заорала грузинка. — Фашисты! Нэгодяи! Сволочи, чтоб вы сдохли.
— Э, подруга, не ори, — Савельев толкнул ее на кресло. — Чего причитаешь?
— Нэ трогайте его! У него от следствия два раза голова пробита.
Кэтмо было тридцать три года, и почти десять лет он носил титул. Он застал ту пору, когда грузинские воровские традиции и рост вооруженного бандитизма в республике стали волновать Центр и была спущена жесточайшая директива — давить авторитетов. Партийное и милицейское руководство рассудило, что кресла дороже добрых отношений с ворами. Вышли из подполья честные сотрудники МВД, долгие годы мечтавшие устроить вендетту воровскому сообществу. И пошли аресты. Воров брали с оружием, с наркотиками: значительная часть грузинских воров — наркоманы со стажем. Пошли раскрутки, при этом угрозыск в средствах не стеснялся, часто показания по делам, особенно связанным с бандитизмом и убийствами, просто выколачивались самыми жестокими мерами. На такую кампанию и угодил Кэтмо в молодости. Его едва не забили на допросе. После этого начались припадки, усугубленные давней наркоманией.
На Кэтмо вылили стакан воды, он немножко пришел в себя и лежал, уткнувшись лицом в ковер в коридоре.
Квартира состояла из двух комнат, обставленных скупо. На столе красовалась видеодвойка. Лежало в шкафу штук пятьдесят видеокассет. Большинство — каратистские и гангстерские боевики.
— Вот, — Аверин ткнул в видеокассету с надписью — юбилей Гиви.
— Запись юбилея Гиви Кутаисского. Там собрались все известные воры. Хорошая находка, — Аверин подержал кассету и вернул ее на место.
Пригласили понятых и начался обыск. Он сопровождался криками Лии — жены Кэтмо:
— Вы посмотрите на них.