Тот застонал, приходя в себя.
— Вы что, ох…ли?
Подошедший собровец двинул ему ботинком промеж ребер.
— Выбирай слова, сопля.
Пригласили понятых. Через несколько минут Долгушин воскликнул:
— Нашли, — он двумя пальцами вытащил «ПМ», посмотрел на номер, и глаза холодным бешенством налились. — Лехин пистолет… Откуда, браток? — нагнулся над Тюфяком.
— Не знаю. Наташкин, — даже сквозь боль нагло усмехнулся Тюфяк.
— Я верю, — кивнул Долгушин.
После обыска Тюфяка усадили в белую «Ауди», принадлежавшую Московскому СОБРу. Машина тронулась. По обе стороны задержанного сидели Аверин и Долгушин.
— Как милиционера убили? — спросил Долгушин.
— Никакого мента я не грохал. Понятно? Чего вы мне шьете, я не понимаю. Понятно? И вы за все ответите. Понятно, да, менты?
— Понятно, — кивнул Долгушин. — Что же, больше вопросов не имею.
В салоне царило гробовое молчание. Машина выехала за кольцевую дорогу.
— Домой везете? Обыскивать? — не выдержал Тюфяк, ерзая на сиденье.
— Нет, обыск уже сделан, — сказал Долгушин. — Зачем тебя обыскивать? Мы все, что хотели, нашли. Машина свернула на боковую дорогу.
— Коля, здесь направо, — сказал Долгушин собровцу, сидевшему за рулем.
"Ауди» съехала с обочины. Место было глухое. Снега навалило по колено. В одном месте ясно отпечатались волчьи следы.
— Пошли, — сказал Долгушин, распахивая дверь,
— Куда? — Тюфяк поежился от холода.
— Приехали, — Долгушин обернулся к собровцу за рулем. Прихвати лопату. В багажнике.
— Буде сделано.
— Э, не пойду.
— А кто же тебя спросит? — сказал Долгушин и ударом выбил Тюфяка из салона. Тот упал на колени, прикрыв голову рукой.
— Бить не буду, — успокоил его Долгушин и поднял за шиворот на ноги.
Вся компания прошла в лес. Долгушин отщелкнул наручники. Вручил Тюфяку лопату. Отошел на три шага в сторону, ткнул пистолетом «ТТ», вытащив его из наплечной сумки:
— Копай.
— Что копай? — недоумевающе спросил Тюфяк.
— Могилу.
— Э, вы что?
— Лучше сам копай. Еще полчасика поживешь. И сдохнешь без мучений.
— Вы охерели?.. — он отбросил лопату. — Так не бывает… Менты так не поступают.
— Теперь поступают, Тюфяк. Это война. Не мы ее начали. А где это на войне ты видел адвокатов?
Глаза Тюфяка встретились с глазами Долгушина. Он увидел в них нечто такое, от чего его ноги подкосились. Он уселся на снег.
— Все побоку, — продолжил Долгушин. — Не будет тебе правосудия. А будет суд Линча. Этот «ТТ» я кину в твою могилу. Он неучтенный. И рапорт начальству — Тюфяк сбежал по дороге. Все, нет человека.
Тюфяк замер. Потом, не замечая холода, закачался в снегу из стороны в сторону, обхватив плечи руками. Долгушин ударил его легонько носком ботинка в спину.
— Я все расскажу! — воскликнул Тюфяк. — Это не я. Слоняра предложил.
— Ну…
— Мы мента не сильно пытали. Так, подпалили немножко.
— Зачем?
— Он на нас информацию скопил. Мы думали, у нас его стукач работает. Мы хотели, чтобы он нам стукача назвал… Мы не хотели убивать… Почему он заупрямился? Почему? Сказал бы — и жив остался. А так… Тоже мне, партизан.
Долгушин прищурил глаза, скривился, будто от боли, передернул плечами и поднял пистолет. Палец пополз на спусковом крючке.
— Э, охерели? Вы охерели?!
Аверин положил руку на плечо Долгушина.
— Не надо.
Долгушин опустил пистолет.
— В машине напишешь собственноручно, как все было. Подробненько. Пока не напишешь — не уедем.
— Напишу.
— Живи…
Тюфяк строчил признательные показания, руки его ходили ходуном, на бумагу капали сопли и слезы. Он испортил уже два листа.
— Ты готов был его убить, — сказал Аверин. — По-настоящему.
— И убил бы, — кивнул Долгушин. — Леха — у него трое детей. Отличные дети. Мальчонка и две дочки.