Жуп /таратакская мова/ – типа жопа.
Бубошка – куколка, прелестный малыш /опять таратакская мова, вестимо/.
Ики-та – бурное выражение восторга /таратакская, да, мова, не сомневайтесь/.
Йобу в переводе нуждается?
Кто такой опук – узнаете в след.главе.
Визор – типа компьютер.
Чичи-жи вошел в выделенную ему комнату, таща следом чемодан с вещами, и тормознул в шаге за порогом, осматриваясь. Закрутил туда-сюда на длинных, подвижных стебельках черными глазками-бусинками.
Шиа-ша, его поселили с кем-то из тортецов! Занятненько! И, похоже, тортец вселился довольно давно, судя по плотному переплетению паутины над головой…
— Эй… — скрипуче позвал Чичи-жи на галахе, неуверенно переминаясь на тонких, сильных задних лапах. — Кто живой есть? Соседа встречай…
Наверху зашебуршало, паутина затряслась, и из аккуратного, овального отверстия в ней размером примерно полметра на полметра уставилось четыре пары фасетчатых выпуклых глазищ, красиво отливающих всеми цветами радуги.
— Кых! — паукообразный клацнул жвалами и показался мордой, круглой, покрытой ярко-рыжим, густым, недлинным мехом. Симпатичной и умной мордой, стоит отметить. — Тьфу, хай! — он выпростал по направлению к Чичи-жи правую переднюю мохнатую лапу, заканчивающуюся маленькой пятипалой ладошкой, и погрозил нервно трепещущему крыльями таратаку одним из пальцев.
— Курс? — вопросил строго. — Первый, да? А я — второй, атум.
— Что — атум? — не понял Чичи-жи. — Твое имя — Атум?
Тортец издал звук, напоминающий бульканье, и мелко задергался, словно припадочный.
— Атум, — проговорил он, побулькивая, — или асаса, или эха-хы, или обба, или охуеть-блядь, значит, по-вашему — шиа-ша. Ясно, недоучка? Еще есть уать, похожее на блядь, маук и гугасЯ.
Чичи-жи от души восхитился великолепным произношением тортеца, с шорохом сложил крылья и поскреб когтями хитин на не оскверненной одеждой груди.
— Я — Чичи-жи, — представился юный таратак, очаровательно, разумеется, с таратакской точки зрения, застеснявшись. — А вас?
— Хуем в глаз, — немедленно откликнулся от потолка тортец, обрывая бульканье. — Лауда, приятно познакомиться. Заползай уже, Чичи-жи, и располагайся, в твоем распоряжении половина комнаты у окна. Нижняя, — уточнил, — где пол.
Чичи-жи пошевелил на рыжика встопорщившимися усиками.
— Хуем? — удивился.
Тортец помахал в воздухе лапкой.
— Половым органом самца, — пояснил с охотой, явно наслаждаясь ступором новенького. — Это по-террански, ругательство.
За спиной Чичи-жи постучали, Лауда мяукнул «заносите», и некто вошедший в незакрытую таратаком дверь громко охнул:
— О, блядь… Тараканище, здрасьте! Первый курс, да?
Не знающий, кто такой тараканище и не имеющий способной крутить голову шеи Чичи-жи повернул глаза на стебельках назад и в упор уставился на разглядывающее его существо. Опознав в незнакомце терранина, юноша вежливо свел усики вместе.
— Первый, — подтвердил, а сам подумал: «Шиа-ши, передо мной ука-самка или гэр-самец?»
Если гэр, по обычаю родины таратака сейчас требовалось ритуально, не причиняя особой боли, ткнуть терранина сжатым кулаком в брюхо, если ука, опять-таки ритуально слегка наклониться и аккуратно ее обнюхать, а потом поскрипеть, демонстрируя — запах приятен.
Терранин искривил красную ротовую щель, показывая белые ровные жва… нет, з-зу-убы, кажется… и протянул пятипалую, безволосую ладонь.
— В нашей академии принято жать друг другу руки, — подсказал спасением для растерявшегося, боящегося напортачить Чичи-жи. — Вне зависимости от расовой принадлежности.
Будь Чичи-жи терранцем, он бы непременно благодарно покивал, а так — с готовностью отсалютовал усиками.
Одежду на грудной клетке терранина спереди и сверху оттопыривали два крепких на вид небольших полушария. Таратаку помнилось нечто крайне смутное насчет таких полушарий… Ладонь у терранина оказалась мягкой и теплой на ощупь.
— Руфь. — Странные терранские глаза, два идеально круглых серых, лучистых кружка на белом фоне, с черными точками зрачков и обрамленные по краям темными волосиками, сузились. — Я живу через стену от вас слева. Сокурсница Лауды.
Чичи-жи затрепетал усиками. Полушария не давали юноше покоя. Ука или гэр, шиа-ши?! Смущаясь собственной наглости, таратак осторожно потыкал пальцем в правое полушарие терранина — мягко и упруго, никаких признаков хитинного твердого покрова, и поспешно убрал руку.
— Ты самец или самка? — спросил, не удержавшись. — Не сердись, но… любопытно.
Терранин пошевелил на лишенной шерсти округлой светло-коричневатой морде темными, изогнутыми в дуги тонкими волосяными полосками над глазами и, продолжая скалить жва… шиа-ши, блядь, атун — зубы (!!!) тряхнул покрытой довольно длинной, распущенной по плечам почти черной шерстью головой.
— Я — особь женского пола, — фыркнул, миг, и он исчез, оставив шлейф странного, сладковато запаха.
Озадаченный таратак задергал вслед непонятке усиками.
«Особь женского пола, — вздохнул, и опечалился, понурился. — Кто есть женский пол, о мамин бесценный, плодовитый яйцеклад? Ука, гэр? Омих, аляф или беть тортецов, а может, вообще какой-нибудь четвертый пол наподобие пумпу мУруков? Матка, рабочий?
— Атун-ши, — прошелестел бедолажка, распахнул крылья, как и положено таратаку, желтовато-прозрачные, в коричневых прожилках кровеносных сосудов, и судорожно затрепетал ими.
Лауда нечитаемо смотрел сверху, не мигая — тортецы не имеют ни век, ни слезных желез и не умеют моргать.
— Ты попал, ага, — Чичи-жи показалось, или в голосе паукообразного прозвучали сочувствующие нотки? — Ничего, привыкнешь. Кончай наводить психи и залезай ко мне. Проведу тебе, чудо, краткий инструктаж в картинках, с объяснениями, по местной фауне и флоре.
Чичи-жи, оживая, вздернул усики.
— Сейчас! — юноша прибрал крылья под жесткие коричневые надкрылья, а на него уже падала брошенная Лаудой веревочная неширокая лестница с пластиковыми перекладинами-ступеньками.
Шиа-ши, тортец приглашал нового соседа в святая святых любого тортеца, на паутину! Донельзя обрадованный развитием событий Чичи-жи жадно схватил предложенную ему лестницу и буквально взлетел к Лауде, ловко перебирая по перекладинам всеми шестью лапами. В принципе, юноша мог с легкостью взобраться и по стене, но раз предлагают…
Тортец сцапал таратака за запястье, втянул в отверстие входа и, не мешкая, подтолкнул к светящемуся экрану небольшого визора*.
Последующий гала-час Чичи-жи лишь ахал, охал, дергал усиками и пугался — собственной полнейшей необразованности. Он не просто попал — вляпался по самое «нехочу». Сам и виноват — в гала-академию поступил, а заранее узнать, сколько видов различных живых существ, кроме таратаков, терран, тортецов и мУруков в ней учится, не удосужился. Поленился, понадеялся на авось.
Идиот. Впору подрезать крылья.
Двадцать три вида! Все — кислородо-дышащие. Из них гуманоиды — двенадцать видов, насекомоподобные — семь, паукообразные — два, один — ракообразные и один — беспозвоночный типа моллюск. Эти виды надо отличать друг от друга по внешним видовым признакам и, ужас, — абсолютно необходимо по полам. Иначе возможны крупные неприятности, стычки из-за незнания чужих обычаев и ссоры…
Тишину комнаты разорвал низкий, вибрирующий гудок, утонувший в невеселых размышлениях Чичи-жи вздрогнул и очнулся, напряг слух. Гудок, между тем, взвился до противного визга и оборвался.
— Йа-а! — подскочил, захлопывая визор, Лауда. — Ты жрать хочешь? Если да — тогда побежали, пока все самое вкусное не разобрали! В большой семье еблом не щелкай!
Чичи-жи озлобленно клацнул жвалами на неизвестное ему слово «жрать», но переспрашивать не стал, просто последовал за сверзившимся с паутины тортецом.
«Разберусь в процессе», — решил.
И студенты помчались по путаным коридорам здания академии, быстро наполняющимся другими, спешащими в ту же сторону, что и они, студентами. Куда торопились, толкаясь конечностями на поворотах, зачем, о мамин яйцеклад?!