Токтай никак не отозвался на слова нойона. Лицо его было серьезно:
— К чему напрасно жечь лес? Рабов не более двух тысяч, и наши храбрые воины легко справятся с ними.
Берке отрицательно покачал головой:
— Наши воины привыкли сражаться на конях, лес не место, где они смогут показать свою удаль. Среди же рабов много орусутов, булгар. Они привыкли к лесу, умеют биться в пешем строю и при нужде проскользнут мимо любого заслона. Мы поступим так, как сказал я. Огонь поможет нам сделать то, что не смогут сделать воины.
— Пусть будет так, — согласились нойоны.
— Идите готовьтесь к походу. И пусть уже сегодня в сторону Черного бора отправятся арбы с тридцатью бурдюками, наполненными горючей китайской смесью.
Тудай-Менгу и Токтай поклонились хану.
* * *
Черный лес тянулся широкой лентой по высокому итильскому берегу. Могучие дубы, красивые стройные сосны, белоснежные березы переплели здесь свои ветви, образовав непроходимую чащу.
Отряд Салимгирея, укрывшись в темной глубине леса, совершал отсюда набеги на монгольские отряды и проходящие мимо караваны, везущие дань, собранную с орусутских и булгарских земель.
Воины прорубили в чаще узкую тропу, по которой могли проехать только два всадника, и по ней выходили на степные просторы, по этой же тропе возвращались в свой лагерь.
Салимгирей не собирался долго задерживаться здесь. Место хотя было и удобное, но легко уязвимое из-за того, что полоса леса была неширокой. Он ждал только той поры, когда совсем обсохнет степь, а реки войдут в берега.
Молодой батыр, предводитель отряда вольных кипчаков Жаган, с которым они подружились зимой, звал Салимгирея в глубь степи, на берега Яика, подальше от ханской ставки. Там кочевали близкие ему по крови кипчакские роды, и можно было рассчитывать, что они не выдадут беглецов.
Салимгирей знал, что отныне ни ему, ни его людям никогда не узнать спокойной жизни. Рано или поздно хану донесут, где они скрываются, и беспощадная длинная рука Орды вновь протянется к ним.
И все-таки уставшим от постоянных стычек и преследования людям требовался хотя бы недолгий отдых. Жила и тайная мысль: быть может, отряд удастся пополнить новыми воинами и сделать его еще более грозной силой.
Нойоны Берке умели удачно выбирать время.
Ведомые лазутчиками, десять тысяч монгольских воинов прибыли к Черному лесу за полночь. Кольцо вокруг беглецов сомкнулось.
Умеющие пользоваться горючей смесью китайцы, находящиеся на службе у хана Берке, определили направление ветра и быстро сделали свое дело, вылив содержимое бурдюков в нужных местах.
Тысячи огненных змей вдруг заскользили по лесу, высветили чащу. Красные смерчи взметнулись к вершинам кудрявых сосен.
Деревья, напоенные живыми весенними соками, не хотели умирать, но огонь был сильнее. Закрутил, загудел ветер, и в небо поднялись хлопья пепла, похожие на вспугнутых черных ворон. Словно факелы, брошенные сильной рукой, летели горящие ветви.
Отблески пламени первыми увидели воины, стоящие в дозоре. Они бросились к лагерю. Огненные вал катился за ними следом, с тревожным криком носились над вершинами деревьев птицы, потерявшие свои гнезда.
Огненная подкова приближалась к лагерю. Только там, где вплотную подступал невидимый во тьме Итиль, было тихо. Часть воинов по приказу Салимгирея собрав женщин и детей, ушла к реке. Пока оставшиеся воины отыскали на лесных полянах стреноженных лошадей и оседлали их, едкий дым уже накрыл лагерь. Свободен был один путь — к Итилю. Тишина в той стороне настораживала и пугала, но выбора не было, и Салимгирей приказал отходить к реке. Обжигающий ветер сушил лица, дым разъедал глаза, а высокие языки пламени лизали черное небо. Звезды погасли.
— В воду! — кричал Салимгирей.