Второй сюжет профильной дискуссии касался соотношения ценностного и структурно-функционального подходов к дефиниции. Во многом диссонирующее звучание термина было определено слабой укорененностью функционального подхода в отечественной политической мысли [Тощенко, 2008].
Для прояснения теоретических контекстов элитологии существенное значение имели публикации Г.К. Ашина, который подверг детальному анализу теоретический потенциал классической и современной элитологии, предложив ряд продуктивных подходов к систематизации эвристического потенциала этого наследия [Ашин, 2006]. Предметом исследований в работах Ашина стали содержательная и функциональная специфика элитологии в системе социального знания; генезис элитологии и ее типология; методологические установки элитизма; история российской и американской элитологии. Существенное внимание Г.К. Ашин уделил исследованию возможностей совмещения элитистской парадигмы с демократической, изучению истории, теории и практики элитного образования в США и европейских странах.
Близка этому подходу тематика работы А.П. Кочеткова, который рассматривает исторические и современные практики взаимодействия элитных и массовых групп на различном материале, уделяя особое внимание влиянию элит на характер политического режима применительно к российским реалиям в условиях перехода мирового сообщества в глобально-информационное общество [Кочетков, 2009].
Вклад В.Г. Ледяева в прояснение теоретических аспектов дискуссии определяется, прежде всего, содержащимся в его работах основательным анализом классических и современных концепций власти [Ледяев, 2000; Ледяев 2008; Ледяев, 2010; Ледяев, 2012]. В последних по времени публикациях В.Г. Ледяев обращается также к анализу современного российского политического режима. Осуществленный с помощью трех базовых концептов – господства, конфигурации форм власти и эффективности власти, – этот анализ выявляет противоречивость административно-политического класса в качестве субъекта политического господства.
Существенным результатом данной дискуссии можно считать консенсус большинства исследователей (О.В. Гаман-Голутвина, А.В. Дука, Н.Ю. Лапина, В.Г. Ледяев, А.Е. Чирикова и др.) относительно необходимости отказа от использования нормативного критерия в определении элиты в пользу аналитического подхода в рамках социологических и политических исследований [Гаман-Голутвина, 1996; Дука, 2005; Чирикова, 2008], что способствовало продвижению в изучении процессов элитогенеза.
Следует признать безусловно продуктивными усилия А.В. Дуки по разработке институционального подхода в политико-социологическом анализе властных элит [Институционализация… 2003; Проблемы институционализации… 2003; Элита третьего пути… 2006]. Институционализацию он рассматривает, во‐первых, как способ обретения новыми властными группами финансового положения, необходимого для создания социальной дистанции, символических механизмов идентификации и демаркации; во‐вторых, как сплочение элиты в условиях разрушения идеологии и механизмов сдерживания конкурирующих групп; в‐третьих, как снижение неопределенности во внутригрупповом и межгрупповом взаимодействии на фоне ослабления традиционных для сообщества нормативных регуляторов. Исследования А.В. Дуки показали, что институциональный фактор связан с общим институциональным дизайном и возникновением структуры институциональных возможностей для появления и закрепления новых институтов. Структурный контекст институционализации властных групп определяет возможности элиты обеспечивать себе легитимизацию, социальную поддержку и социальную базу своего воспроизводства, а борьба за ресурсы выступает необходимым элементом процесса институционализации. При этом монополизация власти является не столько следствием привычки монопольно управлять, сколько необходимостью институционализации элиты: последняя должна структурировать социальное и политическое пространство «под себя». Представляет интерес также выявление в работах А.В. Дуки функций коррупции в процессе институционализации элиты.
Основатель пермского центра элитологических исследований В.П. Мохов сосредоточил усилия на анализе трансформации проблемного поля элитистских исследований. Мохов разделяет подход Г.К. Ашина в его различении понятий элитизма и элитаризма. На основе изучения современной литературы В.П. Мохов выделил шесть основных значений понятия «элитизм», присутствующих в современном научном дискурсе [Властные элиты… 2004]. В настоящее время В.П. Мохов работает над уточнением критериев циркуляции элит [Мохов, 2014].
Объектами исследований А.М. Старостина [Старостин, 2003] стали уточнение основных принципов элитистской парадигмы; изучение социального и антропологического факторов детерминации элит, цивилизационного своеобразия и принципов циркуляции элит, механизмов элитогенеза, а также разработка проблемы идеалов и норм научной рациональности; выявление методологической референтности исследований. Обобщения в этой области позволили авторам прийти к выводу о формировании в политической науке последнего времени элитологической исследовательской парадигмы [Элиты и будущее России… 2007].
Центральным объектом работ М.Н. Афанасьева стало изучение патрон-клиентских отношений внутри массовых и элитных групп в исторической ретроспективе и сравнительной перспективе [Афанасьев, 1997]. М.Н. Афанасьев показал, что в условиях быстрой смены привычных ролей и статусов отношения личной зависимости и покровительства остаются устойчивой матрицей социального поведения [Афанасьев, 1996]. Афанасьев показал, что на федеральном и региональном уровнях реальными структурными единицами, образующими ткань властвующей элиты, являются клиентелы, положение которых всецело зависит от влиятельности и популярности их лидеров. Однако, на наш взгляд, для данной работы характерна ретроспективная экстраполяция всеобъемлющего в постсоветской России влияния клиентельных отношений на предшествующие исторические периоды.
Особенностью аналитического подхода М.Н. Афанасьева стало включение в политологический дискурс исторического исследования. В связи с этим заметим, что разработка историко-политических аспектов процессов элитообразования в целом стала важным этапом развития элитологии. Подобного рода исследования способствуют разработке серьезных теоретических подходов к пониманию системных особенностей процессов элитного рекрутинга.
По мнению экспертов, наиболее масштабным концептуальным исследованием с разработкой оригинальной авторской концепции стала работа О.В. Гаман-Голутвиной: «После классических работ по элитам начала ХХ в. и современных европейских и американских разработок трудно было предположить, что можно написать что‐то концептуально новое. Однако это оказалось возможным» [Дука, 2008].
Парадоксальным образом концептуальные интерпретации элитогенеза в постсоветской России оказались невозможными вне широкого исторического контекста. Использование историко-политологического подхода открыло возможности концептуального осмысления современного российского элитогенеза, позволило сформулировать продуктивный методологический подход в исследовании процессов элитообразования, выявляющий определяющее значение моделей социального развития в качестве фактора детерминации элитообразования; определить механизмы взаимосвязи моделей социального развития и моделей элитообразования; разработать типологию процессов элитообразования с ее использованием для сравнительного анализа различных форм элитогенеза [Гаман-Голутвина, 2006]. Осуществленный с использованием обширного исторического материала анализ позволил проследить модификацию базовых принципов рекрутирования субъектов политической власти и представить содержательные интерпретации современного политического процесса [Gaman-Golutvina, 2007]. Разработка корректной методологии исследования позволяет использовать ее для анализа актуальных процессов рекрутирования, ротации и трансформации элит на глобальном и национальном уровне [Гаман-Голутвина, 2012; Смирнов, 2012].