Матрона призывно качнула бёдрами, стараясь пробудить в нем желание. Она знала: желание — страшная сила.
Калигула долго смотрел на неё, не говоря ни слова. Взгляд его был столь тяжёл, что заставил Цезонию устыдиться собственной наготы. Раздеться перед мужчиной ей не было стыдно. Но раздеться напрасно, вызвав лёгкую насмешку вместо страсти, казалось невыносимым позором. Нагнувшись, Цезония подобрала с пола зеленое покрывало и завернулась в него.
Гай усмехнулся уголком рта. Постоял ещё немного, разглядывая узкое лицо женщины, и молча вышел.
Цезония осталась одна. Поспешно оделась и пригладила растрёпанные волосы. На столике около зеркала лежали драгоценности Друзиллы. Цезония примерила кольцо с сапфиром. Вытянула руку, полюбовалась игрой камня.
«В один прекрасный день эти украшения будут мои, — решила она. — Мне незачем воровать их. Гай Цезарь сам подарит мне кольца и ожерелья Друзиллы. А я ещё подумаю — достаточно ли они роскошны для меня!»
Стащив кольцо Друзиллы с безымянного пальца, Цезония пренебрежительно отбросила его на столик. Подошла к окну и, приотворив его, выглянула в сад. Павлины, грациозно переставляя лапы, бродили по розовым дорожкам. Мраморные статуи отражались в зыбкой воде пруда вниз головой.
«Я добьюсь своего! — думала Цезония, рассеянно перебегая взглядом от аравийских пальм до багряных лоз дикого винограда. — Этот роскошный дворец станет моим. Рим будет принадлежать мне, брошенной, с позором изгнанной из супружеского дома, жившей в жалкой инсуле на последние гроши! Гай Цезарь вернётся ко мне ради зелья. Второй и третий раз он тоже придёт ради зелья. Но рано или поздно настанет день, когда он постучится в мою кубикулу ради меня самой! Я подожду».
L
Калигула смыл с лица заскорузлый слой пыли, испещрённый тонкими кривыми полосками — следами слез. Сменил грязную, рваную тунику на новую, вышитую золотом. Траур по Друзилле окончился.
— Зачем скорбеть по Друзилле? — сказал он Ироду Агриппе. — Она стала богиней. Она вознеслась в заоблачную высь и терпеливо ожидает меня. Чтобы соединиться с ней после смерти я тоже должен стать богом. Впрочем, я и так — бог, — невозмутимо закончил он.
Агриппа покорно склонил голову. Ему хотелось смеяться и плакать одновременно. Насмешку вызывала религия римлян, бывшая, по мнению Агриппы, весьма глупой. Иудей презирал божков, которые любят, ссорятся и совершают глупости, подобно простым смертным. Настоящий Бог стоит выше обыкновенных людских страстей. Он создал человека по своему образу и подобию. А римских богов создали люди, наделив их земными характерами, любовными проказами и приключениями.
Агриппа жалел Калигулу. Нелегко потерять любимое существо. «Если бы сейчас умерла моя верная Кипра, я разодрал бы одежды и посыпал голову пеплом. Римляне, завидев такое, наверняка назвали бы меня сумасшедшим. А мне кажется безумным император, возомнивший себя богом, — подумал он, передёрнув плечами. — Каждый народ скорбит и радуется по-своему».
Агриппа неожиданно ударил себя по лбу. Иудей вспомнил: именно он сообщил Гаю, что видел Друзиллу, летящую из погребального костра на небо. Он ощутил неловкость, словно был частично виноват в безумии Калигулы. «Да я-то тут причём?! — настойчиво убеждал он самого себя, стараясь освободиться от неприятного чувства вины. — Это все римская религия! Если собрать всех местных богов и богинь в один храм — им недостанет места. А римлянам все мало! Стоит умереть какому-нибудь императору — сразу же объявляют его божественным. Не хватало только живого бога! Вот он и объявился!»
— Каким богом я буду? — восторженно шептал Гай, не обращая внимания на выразительную мимику Агриппы.