Увидев, что хозяин каравана заснул, Лигрен тихо, стараясь не шуметь, наполнил отваром вторую плошку и осторожно передал богу солнца.
Тот кивнул, благодаря, после чего повернулся к волку.
"Давай, Хан, пей".
Золотой зверь долго придирчиво обнюхивал напиток, затем чихнул, недовольно наморщил нос:
"Это будет почище яда".
"Не привередничай".
"Ну конечно, когда я умирал, ты ночи напролет сидел рядом, а стоило мне начать выздоравливать — и пожалуйста, куда только делась прежняя внимательность?" — волк приглушенно ворчал, в то время, как в его глазах искрились задорные огоньки.
Колдун молчал. Он слишком устал за последнее время, чтобы играть в игру, придуманную лохматым спутником. К тому же, несмотря на то, что, казалось бы, все беды остались позади и можно было, наконец, успокоиться, отдохнуть, тревога не покидала его сердца. Вот только источник этой тревоги виделся не в реальном мире, а будто находился где-то по другую сторону горизонта.
Волк вздохнул, проворчал что-то себе под нос и, исподлобья поглядывая на хозяина, начал, чавкая и причмокивая, лакать отвар.
Не решаясь заговорить, нарушив тем самым воцарившуюся в повозке тишину, лекарь достал завернутый в тряпицу кусок вырезки, положил рядом со священным зверем.
Почуяв мясо, ноздри того затрепетали, глаза сверкнули хищными огоньками. Он уже потянулся за куском, но колдун остановил его:
"Нет! Сначала допей отвар!"
"Вот так всегда, — проворчал Хан, однако, подчинившись, вновь уткнулся носом в плошку. — Все вкусное — на потом. Оно — награда, которую надо заслужить. Нет чтобы просто сделать золотому охотнику приятное… Ну, — когда было выпито все без остатка, он поднял взгляд на хозяина, — теперь я могу, наконец, взять то, что так давно хочу?"
"Да".
"Спасибо, — волк проглотил кусок так быстро, словно и не жевал его вовсе. — Вкусно. Было, — он облизнулся. — Только мало".
Хмыкнув, Шамаш качнул головой. Собственно, он и не ожидал другой реакции и был даже рад ей, когда хороший аппетит — признак выздоровления. А затем, заглянув в рыжие, горевшие задорными огоньками глаза, он понял, чего добивался его друг всем этим ворчанием — волк хотел, чтобы Шамаш пусть хотя бы на миг забыл обо всех заботах и улыбнулся, впуская в сердце покой.
Пасть зверя приоткрылась, губы растянулись в улыбке. Весь вид волка говорил, что он доволен, ведь ему удалось задуманное.
Колдун подмигнул другу, потрепал по загривку. Но затем его глаза вновь наполнились грустью, лицо окаменело, став настороженным. Волк, взглянув на него, с грустью вздохнул, чуть наклонил голову, спрашивая: "Что тебя тревожит? Что не дает успокоиться? Или это усталость так велика, что ты не можешь прогнать ее?"
"Все очень сложно, дружище, — проведя рукой по рыжей голове волка, Шамаш взлохматил его шерсть, потом пригладил вновь. — Порой я сам не понимаю, что со мной происходит".
"Расскажи, — не спуская с хозяина внимательного взгляда преданных глаз, попросил волк. — Может быть, я смогу помочь. Мне известно, что…" — тут его уши встали, настороженно заострились, показывая, что зверь услышал звук, который привлек к себе все его внимание.
Повернувшись вслед за Ханом к пологу, колдун увидел Шуши, которая осторожно пробралась в повозку. Виновато поджав под себя хвост и тихо поскуливая, она подползла на брюхе к брату.
Волки обнюхались, тихо переговариваясь между собой по-звериному.
Не нужно было знать их язык, чтобы понять, о чем они шептались. Шуллат просила прощение, признавая свою вину. Хан сперва недовольно ворчал, затем, не в силах более выдерживать несчастного взгляда сестры, в глазах которой зажглись слезы, лизнул ее в морду, показывая, что простил и готов помириться.