Из рук в руки передаются подчас такие важные, такие страшные тайны, что только диву даешься, отчего человечество еще не выкинуло слова «секрет» и «тайна» из своего словаря.
Надо признать также, что связи подобного рода весьма развиты в мире воров, контрабандистов и членов тайных обществ. Они гораздо лучше работают, чем цепочки людей, состоящих на службе у закона, и потому те, кто находятся на противоположной стороне, все еще существуют, а иногда даже выходят победителями из бесконечного противостояния со своим же государством. Как это получается, по какой причине – сказать трудно.
Во всяком случае, Коротышка Ньоль-ньоль, а вместе с ним Крыс-и-Мыш отправились за необходимыми сведениями не в Тайную службу империи, здание которой располагалось на площади Цветов и было весьма почитаемо законопослушными гражданами, а к тем, кого законопослушным и в страшном сне назвать не получалось.
Они явились в портовую гавань ближе к полуночи и направили свои стопы к таверне под названием «Дикая луна и домашний сыр», над мистическим смыслом которого билось уже третье или четвертое поколение подряд. Хозяин «Луны и сыра» был большим почитателем Джоя Красной Бороды, и именно ему оставляли почту или устные сообщения для славного контрабандиста. Он никому и никогда бы не признался в этом, так что сами по себе Крыс-и-Мыш могли носом землю рыть, а не выяснили бы во веки веков, куда им обращаться с этим вопросом.
Когда они вошли в таверну, хозяин – Кривой Алмерик (прозванный так исключительно потому, что, будучи недовольным, смешно кривил правую половину лица) – обернулся в их сторону и… конечно же скривился.
– Что угодно господам? – спросил он с такими интонациями в голосе, что господам сразу стало ясно: ни дикой луны, ни домашнего сыра, ни приветливого приема они здесь не получат.
В «Луне и сыре» не любили неизвестных посетителей, да еще с умными и проницательными глазами.
– Господа пришли со мной, Алмерик, – прогрохотал Коротышка, вырастая за спинами Крыс-и-Мыша.
– Добро пожаловать, прошу, входите, – защебетал хозяин, что твой соловей, расплылся в настолько широкой улыбке, что, казалось, она вышла за пределы его полного лица.
– Нам бы нужно было поговорить с тобой с глазу на глаз, – наклонился к его уху Коротышка. – Дело есть.
– И у господ?
– Именно у господ – это мои друзья.
Крыс-и-Мыш переглянулись и невольно приосанились. Когда такой человек, как Ньоль-ньоль, называет тебя другом, это серьезная похвала.
Хозяин таверны не мешкал: отворил низенькую дверцу за стойкой и провел своих гостей в крохотную конторку, все убранство которой состояло из дубового стола, стула и книжных полок, занимающих всю противоположную стену. Полки были уставлены пухлыми засаленными гроссбухами и просто стопками пергаментных листов, а также завалены грудами свитков и свиточков, причем все они выглядели так, будто сначала купались в соусе, а затем полоскались в супе. Правда, случались среди этого безобразия светлые пятна, но они были крайне редки.
– Моя бухгалтерия, – широко улыбнулся хозяин. И обратился к Крыс-и-Мышу. – Чьи же вы, ребятки?
– Одноглазого, – отвечал за них Ньоль-ньоль.
– Какого Одноглазого? – поперхнулся Алмерик. – Того самого, что ли? Да ты шутишь, Коротышка, или как?
– Я серьезен как никогда. Джоя убили, и эти ребята ищут виновников. Я сказал им, что друзья у ан-Ноэллина были и что они не откажутся помочь в таком деле.
– Как убили… – Голос у Алмерика сорвался. – Кто же это… Как же это?! Ну-у-у… А где же тело?
– Одноглазый его отпел и похоронил по-человечески, – коротко ответил Ньоль-ньоль. – Уже за одно это стоит ему помочь. Да и нашего интереса в этом деле ровно столько же.
– Ты уверен? – спросил трактирщик.
– Я видел предсмертное письмо Джоя, в котором он рекомендует этим господам обратиться ко мне да помощью. Я им верю.