У Скрипа от табачного перегара перехватило дух.
- Как ведут себя лёгкие?
- Трижды перенёс двустороннюю крупозную бронхопневмонию, - сообщила Роксана Владимировна.
- Угу! Так и должно было быть! - военврач удовлетворённо кивнул, стал прослушивать грудь. - А тоны сердца - чистые... - Что-то тихо обронил своим спутникам.
Вдруг кто-то выкрикнул:
- Да здраст... его личество!
Различились смешки.
- Сопутствующая дебильность! - произнесла одна щекастая докторша.
- Посмотрим-ка, - Златоверов шагнул к кровати крикнувшего: - Что это такое - "ваше величество"?
Мальчишка приподнялся, показал на кровать Сашки-короля, что стоит под окном. Врачи переместились сюда.
- Ну и образина, - пробормотал Тольша.
- Кажется, не реагирует, - Радик наклонился. - Это... как тебя - говорить можешь?
Сашка, натянувший простыню до подбородка, скорчил рожу, словно cилясь что-то сказать; помотал головой. Надул щёки и вдруг, мощно мыкнув, обдал Радика брызгами слюны. Тот отпрянул с отвращением.
- Что-то сохранилось в сей черепушке? - обронил Златоверов.
- Покажи, - Миха попросил Сашку, - на пальцах: сколько будет, если к пятнадцати прибавить шесть и отнять десять?
- Как же он покажет на пальцах одиннадцать? - усмехнулся Глеб Авенирович.
- А... да! Сколько будет, если к восьми прибавить семь и отнять двенадцать?
Сашка подвигал кистями, сжал-разжал кулаки - показал две фиги. Напряг шею, задёргал головой, замычал, скашивая глаза на простыню.
- Простынку просит снять, - догадался Тольша и сорвал её.
Сашкины трусы оказались спущены - торчал член невозможных для мальчишки размеров. Радик и Миха захрипели, подавляя хохот и глядя почему-то на Роксану Владимировну. Тольша расплылся в ухмылке.
- Правильно! - сказал Глеб Авенирович сухо, будто ничего необычного не было. - Показал три.
После обхода няня Люда подсела на койку к Сашке.
- Ты кому х... показал? Профессору Златоверову! - схватилась за голову. И подмигнула.
- Злато... - начал Сашка-король, плюнул, крикнул: - Жестяной, ха-ха-ха!
9
Палата, где лежит Скрип, находится на самом верхнем этаже. Стены в ней на полтора метра от пола выкрашены рыже-коричневой масляной краской. Она исчёркана, во многих местах отбита. Тумбочки у изголовий колченоги, обшарпаны. Под кроватями клюшки, костыли, обрывки бинтов. Валяются две лангетки.
Рядом с ним лежит мальчишка - не то в лодочке, не то в футляре. Это гипсовая кроватка. Мальчишка туго примотан к кроватке бинтом от горла до щиколоток: чтобы не рос горб. Его зовут Кирей. Брови у него словно нарисованы тонкой кисточкой. Лицо такое... как Ийка говорит: "Очень красивое". Ему девять лет.
- Меня назначено карать, - прошептал Киря.
- Карать?
- Думаешь, закричу? - шепчет почти беззвучно. - Я не закричу, увидишь...
Когда Сашки-короля и старших мальчишек не было в палате, Киря назвал повелителя "полным гадом". Тот узнал.
* * *
После обеда - мёртвый час. Скрип заснул. Вдруг - грохот. Чуть не описался. А? Что?.. Киря в своей тяжеленной лодке - на полу. Кругом хохочут, дико ржут:
- Йи-и-ги-ги-ги-и! Ха-ха-ха!!
Когда Киря задремал, на изножье гипсовой кроватки надели петлю, сплетённую из бинтов. Четверо ходячих взялись за жгут. Сашка-король взмахни кулаком: раз, два, три... И - гр-рох! Как гипс не раскололся? Не треснул пол?.. Хорошо, что лодка не перевернулась и мальчишка не упал вниз лицом. Но и так ему досталось. Что он почувствовал со сна?..
Прибежала старшая сестра. Пузатая - как бочка. Ножки коротенькие, кривые и очень крепкие. Она почти всегда бежит: трусит мелкими быстрыми шажками. Широкая помятая физиономия угрюма, как у убийцы.
Старшая всю молодость была вольнонаёмной медсестрой в лагере подВоркутой. В ночные дежурства она выпивает, и тогда ей слышится шум в
какой-нибудь из палат. Врывается туда, включает свет.