Его улыбка, родная, добрая, понимающая…
Эх. Если учесть, что дверь в мою комнату выбил именно он… Сам бы и ставил, карячился, у-у-у… И я бы сейчас не мучился от боли, а спокойно спал.
Кажется, во мне прохудилось море, слезы хлынули снова, неудержимым потоком. Как их запихнуть обратно, викинг?
Никак. Льются и льются. Я… омега, еба-на-на. О-ме-га. Едва оттекший. И от викинга во мне — лишь рост, сложение и скандинавская внешность.
У-у-у… У-у-у… Носом хлюп-хлюп-хлюп…
Захарка подтолкнул меня к кровати, я подчинился и позволил ему себя, окончательно расклеившегося, раздеть до трусов, — не кружевных, трикотажных боксеров, обломитесь, похабщики, — уложить и укрыть одеялом.
— Отдыхай, — велел гигант, вот он — подлинный викинг, хоть и русский до мозга костей. — А я дверь быстренько подправлю, ладно?
Я согласно поморгал другу c подушки, поплотнее запаковался в одеяло, — что-то знобит, неужели простыл к прочим неприятностям, — и, смежив воспаленные веки, затих. Лежал, слушал, как Захарка возится, позвякивая инструментами, шепотом ругает матом отвертку и не желающие вывинчиваться, заклиненные пересохшей древесиной шурупы, шмыгал носом и уплывал в сладкую дрему.
Все под контролем, альфа на территории моего жилища, завхоз обойдется и я получу диплом. Через четыре года, ахха. Сколько разнообразных гадостей еще со мной приключится за эти четыре долгих года? Кто-нибудь знает? И я не знаю, увы…
Кстати об истинных. А ведь Захарка, наверно, скоро свалит из общаги к Артему… Ох, нет… Нет-нет-нет! Не потому, что я эгоист. Просто… Без Захарки поблизости моя жизнь станет пустой.
У-у-у… Хлюп-хлюп-хлюп…
Поспал, хуй-на-на. Тьфу.
====== Часть 13 ======
Проснулся я около десяти утра отдохнувшим и в прекрасном расположении духа— видимо, разбушевавшиеся во время течки гормоны наконец уравновесились. Улыбнулся пробивающимся между неплотно задернутыми шторами солнечным лучам — лето, м-м-м… Полежал немножко, сладко потягиваясь на разные лады, понял, что больше не хочу валяться и, откинув одеяло прочь, скатился с кровати бодрячком… И тут же зашипел, зацепившись обо что-то твердое зашибленным вчера пальцем.
Бля, больновато, но терпимо, когда долбанул молотком по ногтю, и после вскрывал гематому, было куда больнее. Порядков на… Япона папа, несравнимо.
Слышали когда-нибудь шутку медиков: «Есть хуйня и есть жопец, жопец не лечится, а хуйня проходит сама?». Вот, мой палец — из разряда хуйни, зашибался в прошлом и посерьезнее. Главное — держать ранку в сухости и чистоте, и заживет, как на собаке, потомки викингов — твари практически неубиваемые. Гены у нас такие.
Успокоив себя подобным образом, я накопал в шкафу чистой одежды: боксеры, синюю майку с надписью поперек груди большими белыми печатными буквами «Не сдамся без боя» и спортивный, удобный костюм. Сдернул с вбитого в стену крючка полотенце — не очень свежее, увы, но — последнее терпимое в плане стирки. Подхватил с подоконника пакет с помывочными принадлежностями и отправился в общую на этаж общажную омежью душевую приводить в порядок мою потную, пованивающую тушку тела.
В душевой оказалось почти пусто, лишь в одной из кабинок кто-то плескался, завывая песню. По голосу, вроде, Дима, или показалось?
Не-е-е, не показалось, сложенные на скамеечке в раздевалке джинсы, футболка и свитер пахли Димой, с примесью кофе. Получается, тот кофейный альфа еще не свалил в туманы, или пометил Диму. Первое — вероятней, но зависть, о викинг — отвратительное чувство. Нишкни и поздоровайся с соседом вежливо, ты челу должен с десяток капсул подавителя и состоявшийся показ мод.
— Привет, Дима, — я постучал костяшками по закрытой пластиковой дверце кабинки. — Когда свадьба?
Пение резко оборвалось, и в дверку крепко приложили с противоположной стороны, похоже, кулаком.
— Привет, зазвездившийся, — приветливо ответил омега, которому я помешал мыться, сквозь шум льющейся воды. — Уже купил новый ноут с гонорара?
Вот и обменялись любезностями после четырех суток разлуки. Змея Дима ядовитая, а не омега. Нет, чтобы поинтересоваться, как прошел показ, с кем провел течку, сразу про бабло. Некрасиво.
Впрочем, про показ парнишка наверняка в курсе, новости смотрел, я уверен, да и от Захарки наслышан, тем более, меня с ментами по всему городу искали. Эх. Ну ничего в общаге не утаишь, террариум сплетников!
Ага. А я — неотъемлемая часть этого террариума. Увы и ах. Потому — заткни, Инге, дорогой, варежку, раздевайся и топай под душ. Чья бы корова мычала за сплетни… Если в общаге случается что-то интересное, сам бежишь впереди планеты всей навострять уши, а разузнав новость, направо и налево треплешь языком, аки помелом, помогая сей новости распространиться среди студентов как можно быстрее.
Р-р-р. Получивший взбучку от своей совести, я внял ее совету, комом бросил на скамейку рядом с Димиными шмотками полотенце с несвежей отдушкой, быстро разделся догола и юркнул в ближайшую кабинку. Включил и отрегулировал в смесителе воду, щедро намочил голову и принялся намыливать шевелюру шампунем.
Хорошо — непередаваемо. Не имеющий запаха детский шампунь замечательно пенится и не щипет глаза. Вода — горячая, почти обжигающая, такая, что валит пар, и подается в душевую без ограничений по счетчикам. Мойся, хоть растворись вообще и утеки в канализацию лужицей кайфа.
За шампунем последовало жидкое, тоже без запаха, мыло, по которому, особо густо нанесенному под мышками, замечательно заскользила новая одноразовая, — у меня минимум пятиразового использования, до полного затупления, как у любого бедного студента, — бритва. Ненавижу растительность подмышками, уничтожаю под корень без жалости. В паху тоже уничтожаю, а грудь, руки, ноги и бедра у меня гладкие от природы — подфартило несказанно родиться омегой. Это большинство альф волосатые, что те обезьяны, пожалуй, кроме Захарки, Макси и еще пары моих знакомцев, но на них густая, завивающаяся колечками шерсть смотрится естественно.
— Инге… — о, Дима проснулся. — Ты почему не поешь? Меня стесняешься, что ли? Хочешь, вместе споем?
М-м-м, заманчивое предложение, но не хочу. Меня сейчас занимает кофейный альфа. Омежье любопытство, да. Изглодало уже напрочь, мешает наслаждаться мытьем.
— Дим, а ты в паху бреешься?
Бля-а-а… Что я мелю? Я совсем другое спросить хотел!
Дима выключил воду, поскреб чем-то о разделяющую душевые кабинки, — и, соответственно, нас, — тонкую стенку и громко вздохнул.
— Бреюсь, так эстетичнее. А зачем тебе?
Вот именно — незачем. Но уже ж брякнул! Теперь выворачиваться.
А не буду выворачиваться, из вредности.
— Забудь, — я закончил с правой подмышкой и перебрался на левую. — Я ляпнул бессмыслицу для поддержания светской беседы, не подумав. Простишь?
Дима хмыкнул с ноткой издевки.
— Я убываю, — омега зашуршал пакетом, видимо, складывал в него флаконы моющих средств. — Домоешься, заскочи ко мне на пару слов, если не в лом.
Еба-на-на, а здесь сказать нельзя? Обязательно нужно поиздеваться?
— Дима! — взвыл я, подпрыгивая и роняя бритвенный станок. — Зачем тайны, кроме меня и тебя, здесь никого нет!
Дима вновь поскреб чем-то в стенку, хихикнул и мурлыкнул:
— Я завтра съезжаю к жениху. Будешь по мне скучать?
Значит, истинная метка и замужество с кофейным альфой. Папочка, завидно до зубовного скрежета — для Димы закончилась бесшабашная воля. Ресторан, свадьба в белоснежном костюме, кольца, омежий белый букет, летящий в толпу, поздравления и регулярный секс с одним и тем же, любимым человеком...
Беременность, ребенок, второй… Зачеты, беременному, полуавтоматом… Впрочем, этот упрек не в Димин адрес, Дима — прилежный ученик, третий по успеваемости на потоке. А за ним — я! Я — молодец! Повышенную стипендию не за красивые глаза получаю!
— На свадьбу пригласишь?
Хлопнула дверца — Дима покинул кабинку, сваливающимися с босых мокрых ступней резиновыми тапочками по кафельному полу влажно шлеп-шлеп-шлеп.