Налезло много народу, выпили для храбрости подогретого вина. Молодой сын кабатчика засвистел на окарине, дровосеки начали хлопать в ладоши, пошла пляска, и операторы пустились накручивать ленту. К стене были прислонены охотничьи ружья. Нелидова рассказывала, что до сих пор помнит запах в кабачке, - пахло смолой от стен, винным паром и духами.Артисты опьянели от причудливой этой экскурсии в горы и танцевали почище молодых дровосеков. Дровосеки были добродушные, тяжёлые люди. Они страшно хлопали друг друга по спине и на пари одной дробинкой белку.В разгар пляски дедушка Павел поднял руки и закричал:- Стой, а потерял свою трубку!Танцы прекратились. Артисты бросились искать трубку. Операторы перестали накручивать ленту.- Крутите, идиоты! - заорал режиссёр и схватился за голову. - Прозевали чудесный момент! Крутите, ослы!Во время поисков рука Нелидовой встретилась под дощатым столом с рукой Пиррисона. Пиррисон пожал её пальцы. Юпитер зашипел и ударил им в глаза.- Целуйтесь! - закричал режиссёр, набрасывая на одно плечо упавшую подтяжку. - Целуйтесь, вам говорят! Так, прекрасно. Нашли трубку? Продолжайте танцы. Больше шуму, больше шуму, тогда будет веселей!Он любил подбирать фразы, как бы из детских песенок. Метался и кричал он по дурной привычке - шуму и веселья было и так достаточно.Нелидова поняла, что Пиррисон поцеловал её не для фильма. Снег, горы, гостиница, где камины топили еловыми щепками - всё это вскружило ей голову. Дальше всё пошло, как обычно. В двадцать третьем они с Пиррисоном переехали в Россию.Вышли к Серебрянке. На берегу шатрами стояли ели, чувствовался север. К вечеру зазеленело небо. Остановились, достали папиросы. У Наташи на бровях таяли снежинки, она смахнула их перчаткой. Прикуривая у Берга ( рука его теперь почти не дрожала ), она подняла глаза. Берг отшатнулся. Тьма зрачков, ресницы мокрые от снега, как от слёз, глядели на него "крупным планом".- Да, правда, вы совсем здоровы, - сказала медленно Наташа.- Вот психастеник. - Берг показал на Батурина.Батурин промолчал, отолкнулся палками и быстро скатился с горы. Наташа скатилась за ним и упала. Когда Батурин помогал ей подняться, она спросила:- Расскажете сон? Расскажете? Я страшно любопытная.- Эх, пропадём, отец! - Берг восторженно ринулся с горы. Он свалился, потерял лыжи. Лыжи умчались вперёд, подпрыгивая и обгоняя друг друга, явно издеваясь над ним. "Сволочи", - подумал Берг и побежал, проваливаясь и падая, вдогонку.Обратно шли медленно. В синем, как бы фарфоровом небе перебегали снежные звёзды, скрипели лыжи.- Ну, как ваш сон?- Глупый сон, но раз вы настаиваете, я расскажу.Снилось ему вот что: сотни железнодорожных путей, отполированных поездами, кажется в Москве, но Москва - исполинская, дымная и сложная, как Лондон. Вагон электрической дороги - узкая, стремительная торпеда, отделанная красным деревом и серой замшей. Качающийся ход вагона, почти полёт, гром в туннелях, перестрелка в ущельях пакгауза, нарастающий, как катастрофа, вопль колёс. Разрыв снаряда - встречный поезд, и снова глухое гуденье полотна.Рядом сидела женщина - теперь он знает, это она, Нелидова; его поразила печальная матовость её лица. Когда вагон проносился на скрещениях в каком-нибудь сантиметре от перерезавших его путь таких же вихревых, стеклянных поездов, она взглядывала на Батурина и смеялась. Около бетонной стены она высунула руку и коснулась ногтём струящегося в окне бетона, потом показала Батурину ноготь, - он был отпалирован, и из-под него сочилась кровь.Поля ударили солнечным ветром. Зелёный свет каскадом пролетел по потолку вагона. Женщина подняла глаза на Батурина; зелень лесов, их тьма чернели и кружились в её зрачках.