Тот заплатил за разбитые горшки, но не больше того, что они стоили, да еще отчаянно торгуясь. Много еще знал Фаддеич разных историй.
Затем попросят спеть былину про Петра, — заведет Фаддеич:
«По новым царь ходил по корабликам;
На них плавал царь по морюшку,
По морюшку да по студеному...
Плавал ко Архангельскому городу.
Да и был царь-то плотничком,
В руках своих держал царь топорик,
На ладонях набил царь мозолюшки...»
Но никто и не знал, что сложил эту былину сам Фаддеич.
* * *
Пробежав часть пути, Дарья остановилась, — навстречу приближалась ватага парней. Это были вернувшиеся с летнего промысла молодые рыбаки. Гиканье, свист, притоптывание разносились по всей Волостке. Старики говорили: «Молодые гуляют» — и не осуждали: в свое время делали то же самое.
Парни появились из-за угла и увидели девушку. Дарья могла бы повернуть назад, но не хотела, чтобы думали, будто она испугалась.
Парни были наряжены в вывернутые тулупы, бабьи сарафаны, на лицах у них раскрашенные берестяные хари, а сзади прицеплены хвосты из мочала. Один из них представлял Аркашку-Шалберника, нюхотского попа, который постоянно предавался хмельному упиванию, — на парне рогожная риза, в руках лапоть на веревке. Другой представлял «хозяина». На нем под одеждой напихано всякое тряпье, отчего парень казался непомерно толстым. Так нарядился сам Кирилл Поташов, в отместку отцу за то, что тот не дал денег на вино.
Вокруг «хозяина» увивались парни в черных сарафанах, вырядившиеся бабами-раскольницами; они гнусаво выкрикивали, что «наступили последние времена», а раз так, то пускались в пляс под пиликанье гудка и отчаянные звуки берестяных дудок.
Кирилл подскочил к Дарье. Берестяная харя с его лица съехала. Увидев Кирилла, Дарья оробела. Он потянул девушку за руку к себе, и Дарья ощутила его пьяное дыхание.
Но вдруг пальцы Кирилла разжались. Девушка подняла глаза и увидела высокого мужчину в диковинном зеленом мундире с красными отворотами, в треугольной шляпе и с пистолетом за поясом. Незнакомец этот держал Кирилла за шиворот. Заметив, что девушка на него смотрит, незнакомец отшвырнул Кирилла и, скинув шляпу, вежливо девушке поклонился. Лицо у него было веселое, давно не бритое. Дарья увидела, что еще двое в таких же мундирах гонят прочь парней. Тут же стояли оседланные лошади, на которых все трое приехали.
Дарья даже не поблагодарила своего защитника и побежала дальше. Незнакомец рассмеялся. Когда Дарья скрылась за углом, он надел шляпу и повернулся к Кириллу, но того уже не было: он удирал к мосту, перекинутому на остров, к дому Терентия Поташова.
Незнакомец позвал своих спутников, и все трое, взяв под уздцы лошадей, направились в ту же сторону.
Дарья, не оглядываясь, бежала к Фаддеичу.
2
В самой середине Волостки река огибала остров, на котором стоял единственный дом. Сложен был этот дом из толстых, потемневших от времени бревен, доставленных водой с отрогов Ветреного Пояса. Спереди дом походил на сторожевую башню; сзади к нему примыкал длинный скотный двор с поветью. Маленькие окошки были обрамлены резными наличниками.
Хозяин дома, Терентий Поташов, проживал в верхних горницах. Были они просторными, но с низкими потолками. Бревенчатые стены были гладко оструганы, полы покрыты половиками.
Обувь полагалось скидывать в нижней части лестницы и подниматься наверх босиком или в шерстяных чулках.
В самой большой горнице, кроме стола, двух скамей со спинками и кросна — домашнего ткацкого стана, — ничего не стояло.
На полках, под самым потолком, расставлена деревянная посуда. Передний угол занимали иконы с зажженными перед ними лампадами. Печь топилась по-белому [16] , чего не было в большей части домов Волостки.