Потом Ванька с Наташкой сидят перед камельком.
Огонь весело гудит в печке; пятна света, точно маленькие желтые котята, играют на полу. Ванька блаженно молчит. Наташка пристроилась у него на коленях и тоже молчит. По избе голубыми волнами разливается ласковое тепло. Наташку клонит ко сну. Ваньку тоже. А в чугунке еще только-только начинает «ходить» вода. Мать кроит на столе материю, время от времени окликает ребятишек и рассказывает:
— Вот придет Новый год, срубим мы себе елочку, хорошенькую елочку… Таля, слышишь? Не спите, милые мои. Вот срубим мы эту елочку, разукрасим ее всякими шишками да игрушками, всякими зайчиками — до того она у нас будет красивая…
Ванька хочет слушать, но кто-то осторожно берет его за плечи и валит на пол. Ванька сопротивляется, но слабо. Голос матери доносится откуда-то, издалека. Кажется Ваньке, что они опять в лесу, что лежит Ванька в снегу и помалкивает. Странно, что в снегу тепло.
…Разбудить их, наверно, было нелегко. Когда Ванька всплыл из тягучего сладкого сна на поверхность, мать говорила:
— …Это что же за сон такой, обломон… сморил моих человечков. Ух, он сон какой!..
Ванька, покачиваясь, идет к столу.
В тарелке на столе дымят пельмени, но теперь это уже не волнует. Есть не хочется. Наташка та вообще не хочет просыпаться. Хитрая, как та лиса. Мать полусонную усаживает ее за стол. Она чихает и норовит устроиться спать за столом. Мать смеется. Ванька тоже улыбается. Едят.
Через несколько минут Ванька объявляет, что наелся до отказа.
Но мать заставляет есть еще.
— Ты же себя обманываешь — не кого-нибудь, — говорит она.
…После ужина Ванька стоит перед матерью и спит, свесив голову. Материны теплые руки поворачивают Ваньку: полоска клеенчатого сантиметра обвивает Ванькину грудь, шею — ему шьется новая рубаха. Сантиметр холодный — Ванька ежится.
Потом Ванька лезет на полати и, едва коснувшись подушки, засыпает. Наташка тоже спит. В одной руке у нее зажат пельмень.
В самый последний момент Ванька слышит стрекот швейной машинки — завтра он пойдет в школу в новой рубахе.
