Очертания доктора и сестры начали расплываться. Ее вдруг захлестнуло ощущение невероятного счастья. Навалилась непреодолимая сонливость… Фигура доктора становилась все больше, больше, и вместе с ней рос весь мир.
Доктор пристально смотрел ей в глаза.
– Спите, – повторял он, – спите. Ваши веки закрываются. Вы засыпаете. Вы уже спите, спите…
Глаза миссис Раймер закрылись, и теплая нежная волна понесла ее в невероятно огромный и прекрасный мир.
Когда она открыла глаза снова, у нее было чувство, что прошло уже очень много времени. Она почти ничего не помнила: какие-то странные невероятные сны, потом вроде бы чувство пробуждения – и снова грезы. Она смутно припомнила какую-то машину и смуглую красивую девушку в белом халате.
Как бы то ни было, теперь она окончательно проснулась и, слава Богу, проснулась в своей кровати.
Только вот в своей ли? Что-то было не так с этой кроватью. Она, конечно, была мягкая, но не такая восхитительно мягкая, как ее собственная. Эта кровать смутно напоминала о далеких и почти забытых днях. Миссис Раймер повернулась, и кровать заскрипела. Ее постель на Парк-Лейн никогда бы себе этого не позволила.
Миссис Раймер огляделась. Определенно, она была не на Парк-Лейн. Может, в больнице? Поразмыслив, миссис Раймер решила, что это никак не может быть больницей. И гостиницей тоже не может. Пустая комната с голыми стенами, выкрашенными в грязно-сиреневый цвет. В одном углу умывальный столик с кувшином и тазом, в другом – сосновый комод и кованый сундук. На вбитых в стену колышках висела незнакомая одежда. Еще в комнате была кровать со старым стеганым одеялом, а на кровати – она, миссис Раймер.
– Да где это я? – спросила она вслух.
Дверь открылась, и в комнату проскользнула маленькая пухлая женщина с румяным добродушным лицом. На ней был передник, а рукава блузки были закатаны.
– Эй! – крикнула она, обернувшись к двери. – Доктор, идите скорей! Она проснулась.
Миссис Раймер открыла уже рот, чтобы высказать этому прохвосту Константини все, что она о нем думает, но так и не высказала, потому что вошедший в комнату человек ни в малейшей степени не походил на экзотического Константини. Это был согбенный старичок, щурящийся сквозь сильные очки.
– Так-то лучше, – прошамкал он, приближаясь к кровати, затем взял запястье миссис Раймер. – Идете на поправку, милочка.
– Что со мной было? – спросила миссис Раймер.
– Небольшой приступ, – ответил доктор. – Пару дней пробыли без сознания. Ничего страшного.
– Ох и напугала же ты нас, Ханна, – вставила маленькая пухлая женщина. – Особенно, когда начала бредить и нести всякую околесицу.
– Да, да, миссис Гарднер, – внушительно произнес доктор, – но не стоит тревожить больную. Вскоре вы полностью поправитесь, милочка.
– И не волнуйся о работе, Ханна, – заторопилась миссис Гарднер. – Мне помогла миссис Робертс, так что мы кое-как справились. Лежи, ни о чем не волнуйся и выздоравливай, моя милая.
– Почему вы называете меня Ханной? – возмутилась миссис Раймер.
– Но тебя же так зовут, – изумленно всплеснула руками миссис Гарднер.
– Ничего подобного. Меня зовут Амелия. Амелия Раймер. Миссис Эбнер Раймер.
Врач и миссис Гарднер обменялись многозначительными взглядами.
– Ладно, ты отдыхай, – сказала миссис Гарднер.
– Да, да, главное, никаких волнений, – добавил доктор, и оба удалились.
Миссис Раймер была сильно озадачена.