- Так и есть, - ответил Науманн, сев и затянувшись сигаретой. - Мы написали тщательно продуманный рапорт, все трое, как свидетели,
подписали его и надлежащим образом представили Дюшесне. Это шеф полиции.
Все волнения начались из-за того печально известного факта, что Дюшесне ненавидит Германию и все немецкое.
Он всячески попытался досадить мне, и это у него почти получилось, несмотря на то что на моей стороне была поддержка Фраминара и доктора.
Я, будучи под охраной, потратил семь часов вчера вечером и ночь на охоту за генералом Нирзанном. Когда я наконец поймал его и уговорил пойти со
мной к принцу, то получил свободу, а Дюшесне получил выговор.
- Но чего хочет Дюшесне? Что он говорит?
- Он обвиняет меня в том, что я помог тебе отравить Шаво.
Стеттон пожал плечами и пробормотал:
- Представляю, какая это была кутерьма!
Науманн выпустил клуб дыма, задумчиво проследил за его полетом и сказал:
- Не так уж это весело. Послушай, Стеттон, ты знаешь об этом больше, чем говоришь. Конечно, я не осел, чтобы предполагать, что ты имеешь к
этому какое-нибудь отношение, но почему бы тебе не сообщить нам то, что сказал перед смертью Шаво?
- Потому что это не принесет никакой пользы. - Стеттон помолчал, потом добавил:
- Хотя, может, и не мешало бы рассказать тебе. Но это ничего не изменит.
Шаво умер по своей глупости!
- Но что он тебе сказал? - настаивал Науманн.
Стеттон в раздумье смотрел на него.
- Хорошо, я скажу тебе, - наконец решился он, - но это не должно пойти никуда дальше. Ты поймешь почему.
- Никогда даже не повторю.
- Поклянись.
- Мое слово!
И Стеттон пересказал то, что в бессвязных фразах и предсмертных муках поведал ему Шаво. Однако, по какой-то непонятной ему самому причине,
он совершенно не упомянул о куске шелкового шнура.
Когда рассказ подошел к концу, Науманн от возбуждения вскочил на ноги.
- Но это объясняет все! - вскричал он. - Я был уверен в этом. У Шаво могли быть какие-то недостатки, но он был человеком чести. Это
объясняет все!
- Может быть, - спокойно согласился Стеттон, - если это правда.
- Правда? - воскликнул Науманн. - Господи, ну конечно же правда! Я в этом совершенно уверен! Все сходится! Разумеется, Шаво был просто
романтическим дураком, вытаскивая свою шпагу ради поцелуя какой-то женщины, но он был храбрым человеком, а не убийцей.
Конечно, это правда!
- Я склонен считать, что нет, - заявил Стеттон с видом человека, который знает гораздо больше, чем говорит. - Шаво лгал! Мадемуазель Солини
не имела к этому никакого отношения.
Науманн бросил на него быстрый взгляд:
- Откуда ты это знаешь?
- Она мне сама сказала.
- Сказала тебе... Как? Когда?
- Вчера. Я спросил ее. Она решительно отрицала, что могла что-то знать обо всем этом деле.
- Ты спросил ее... Господи! - Науманн обессиленно рухнул в кресло.
Потом снова вскочил на ноги.
- Стеттон, - медленно сказал он, - ты положительно нуждаешься в опеке.