И дело свое он сделал: господин Кессельбах связан, ограблен… Но живой! Что же произошло после, до той минуты, когда его нашли мертвым?
— На протяжении нескольких часов — ничего. До самой ночи — ничего. Но ночью кто-то туда вошел.
— Каким путем?
— Через комнату номер 420, одну из тех, которые были заняты для госпожи Кессельбах. Эта личность, несомненно, располагала поддельным ключом.
— Но, — воскликнул префект, — но все комнаты между этой и апартаментом были заперты на засов, а их было пять!
— Оставался балкон.
— Вот как! Балкон!
— Да, он тянется на протяжении всего этажа, над улицей Иудеи.
— А перегородки, которые его разделяют?
— Ловкому человеку легко их преодолеть. Нашему это удалось.
Я нашел его следы.
— Но все окна апартамента были тоже заперты, и после преступления установили, что они такими и остались.
— Кроме одного — окна в комнату секретаря Чемпэна; оно оказалось только прикрытым. Я убедился в этом сам.
На сей раз уверенность премьер-министра казалась окончательно пошатнувшейся, такой логичной выглядела версия господина Ленормана, так она была лаконична, так ее подкрепляли убедительные факты. И он с растущим интересом спросил:
— Но этот человек — с какой целью он явился?
— Этого я не знаю.
— Ах! Вы этого не знаете!
— Нет, как не знаю и его имени.
— Для чего же он убил?
— И этого не знаю. Самое большее, что могу предположить, — он вовсе не собирался убивать, но тоже приходил, чтобы завладеть документами, находившимися в черном конверте и в шкатулке; и что, обнаружив беспомощного противника, он его убил.
Валенглей проговорил:
— Да, такое возможно… В крайнем случае… И, по-вашему, эти бумаги он нашел?
— Он не мог найти шкатулку, поскольку ее там не было, но на дне дорожной сумки он нашел конвертик из черной кожи. Таким образом, оба — Люпэн и тот… другой… в равной мере разобрались в проекте господина Кессельбаха.
— Другими словами, — вставил премьер-министр, — теперь они неизбежно вступят друг с другом в борьбу.
— Совершенно верно. И борьба уже началась. Найдя карточку Арсена Люпэна, убийца прикрепил ее к трупу. Чтобы сама очевидность была против его соперника, и Арсен Люпэн представлялся всем убийцей.
— Действительно… Действительно… — сказал Валенглей. — Подобные расчеты не лишены оснований.
— И этот ход удался бы вполне, — продолжал господин Ленорман, — если, вследствие другой случайности, на сей раз — неблагоприятной для него, убийца, то ли приходя, то ли уходя, не потерял бы в комнате № 420 свой курительный прибор, если гостиничный слуга, Гюстав Бедо, к тому же не поднял бы этот предмет. С тех пор, почувствовав себя разоблаченным, или почти…
— Но как он мог это знать?
— Как? С помощью самого следователя Формери. Следствие велось при открытых настежь дверях! И можно считать достоверным, что убийца скрывался среди присутствующих, служащих отеля или журналистов, когда следователь послал Огюста Бедо в его мансарду, чтобы тот принес курительный прибор. Бедо поднялся наверх. Преступник последовал за ним и нанес удар. Вот и вторая жертва.
Никто больше не возражал. Драма восстанавливалась во всех подробностях, поражая правдоподобностью и точностью деталей.
— А третья? — спросил Валенглей.
— Этот уже подставился сам. Видя, что Бедо не возвращается, Чемпэн, которому не терпелось поскорее самому осмотреть курительный прибор, пошел за ним вместе с директором отеля. Захваченный убийцей, когда директор оставил его в мансарде, он был похищен им, уведен в одну из комнат и убит.