Мужчина рассматривал меня с любопытством. У него крупное лицо, угловатое, не лишенное грубой мужской привлекательности. Глаза умные, насмешливые, сфокусированные, как черные звезды, в одну точку.
– Я герцог Арлингский, – назвался он. – Полновластный владетель этих земель… и не только этих. А ты – тот самый загадочный воин, что сумел заставить о себе говорить. Твой молот, кстати, так и не смогли взять. Он покалечил моих лучших воинов, я велел его просто засыпать землей и завалить камнями. А меч… меч плоховат! Может быть, в нем какие-то скрытые возможности? Во всяком случае, двое моих контов из-за твоего меча чуть не подрались… Пришлось отдать третьему, чтоб не обидно.
Он умолк, ждал ответа. Я молчал, он отхлебнул вина, посмотрел сквозь бокал на дальний светильник, явно намекая, что ему спешить некуда.
– Разумно, – буркнул я.
Он вскинул бровь.
– Вы находите? Впрочем, я сам тоже считаю себя умным. Или достаточно умным. А как вы находите свое положение?
Я попытался пожать плечами, получилось, хотя под левой лопаткой кольнуло. На груди лопнула корочка крови, проступила бледно-оранжевая жидкость. Странно, самая глубокая рана, как я помнил, была в плече, где засела стрела… Впрочем, плечо онемело, я его не чувствую.
– Бывало и хуже.
Он вскинул другую бровь.
– В самом деле? Простите мое удивление. Вы не производите впечатление воина. У вас нет шрамов, руки ваши по-королевски нежны, на ладонях ни следа от мозолей, а это просто немыслимо… Не только у крестьян или рыцарей, даже у королей твердые, как копыта, мозоли!.. Даже у магов от их вечного растирания целебных корешков… Что вы за человек, сэр Дик? Мой верховный маг в унынии, ведь все его изысканные и могучие соблазны на вас не оказали никакого действия! Что у вас за запросы?
Я покосился на металлические зажимы на запястьях.
– Чтобы это спросить, необязательно заковывать меня вот так.
– Что вы, что вы, – сказал он с веселым оживлением. – Вы себя недооцениваете! Вас заковали… во-первых, потому что боятся, а во-вторых, вас отсюда не выпустят живым, разве что…
– Ну-ну, – сказал я, – что у вас в рукаве?
Он засмеялся:
– Ага, заинтересовались? Еще бы!.. Словом, вы привлекли внимание, сэр Ричард. Известно, что вы общались с гномами и эльфами, что строжайше запрещено церковью… кстати, в церковь вы тоже не ходите, известно и то, что вы одобряете ломку сословных делений. Но в то же время вы отвергли руку противников церкви, а это, знаете ли… В этом мире так нельзя. Вы либо на стороне Бога, либо на стороне дьявола. Ваше желание идти посредине – это уже вызов. Это оскорбление воюющих сторон! Это выглядит как трусость: мол, вы воюйте, а я подберу трофеи.
– Еще в мародеры меня запишите, – сказал я грубо. – А подумать, что мне по фигу ваши мелочные разборки?
Он присвистнул.
– Борьба Сатаны с Богом – это мелкая разборка? Ну, у вас и масштабы, сэр Ричард!.. Да только за подобную гордыню вас церковники превратят в пепел, да и тот развеют над морем! Отплывут подальше на корабле, на самую середину моря, и развеют. Это же надо такое брякнуть… Ладно, не буду в детали. Вы уже поняли, что на попытку сопротивления и церковь, и мы реагируем абсолютно одинаково. Несогласных – сокрушить! Согласных – вести к счастью! Сейчас вам предлагается нехитрый выбор. Вы должны принести присягу верности нашему верховному сюзерену. Имя его вам известно. Всего лишь принести присягу. Вам это сделать совсем легко, ибо, насколько мы знаем, с Богом вы не в ладах. У вас даже нет ангела-хранителя, что просто… просто немыслимо!.. Ведь даже у нас, слуг Сатаны, и то у каждого есть. И они с нами до самого последнего часа нашей жизни. И даже в момент смерти они все еще пытаются нас «спасти», ха-ха, а потом над трупом вступают в борьбу с духом ада, все еще пытаясь нас вызволить, не дать… А вот вы, сэр Ричард, вы просто… я даже не представляю, кто вы. Говорят, что вы – Антихрист! Верно? Ну скажите же!..
Я покачал головой.
– Вы произнесли слово «выбор». Пусть даже нехитрый. А какова антитеза присяге вашему повелителю?
Герцог развел руками.
– Я человек очень мягкий и чувствительный, мне бы не хотелось этого даже говорить.
– Понятно, – проговорил я. – Смерть настолько дикая и страшная, что ни словом сказать, ни пером описать.
Он добавил тихо:
– Но сперва пытки… Такие пытки, до которых в церковном мире Зорра никогда не додумаются. Там всего лишь дыбы, костоломы, раскаленное железо да прочие грубости. Жертва теряет много крови, а с нею и чувствительность к боли. А у нас вы испытаете настоящие муки… А потом все равно умрете. Таков мир, сэр Ричард! Кто не с нами, тот против нас.
– Если враг не сдается, – сказал я, – его уничтожают.
Он воскликнул:
– Золотые слова!.. Кто это сказал?
– О, – сказал я, – у меня таких сокровищ много. Как и старых анекдотов. Для вас они самый свежак…
Его взгляд скользнул поверх моей головы. Кто-то подошел сзади, я чувствовал, как грубые сильные пальцы ухватились за спинку кресла, прищемив мне кожу. Кресло качнуло, щелкнуло, я ощутил, что спинка исчезла. Послышался грохот, кто-то театрально отшвырнул ее в сторону.
Герцог сказал почти ласково:
– Горанг, приступай.
Спину ожег острый удар. Я содрогнулся от боли и унижения, кровь бросилась мне в лицо. Уши запылали, словно к ним поднесли факелы. В воздухе послышался свист бича. Второй удар рассек кожу, я почувствовал, как потекли теплые струйки крови. Боль была неожиданно острой, но, хуже того, унизительной, оскорбительной.
Герцог смотрел с холодным любопытством.
– Это же пустяк, – сказал он почти благожелательно. – Это же не пытки вовсе!.. А пытки – это боль. Это настоящая боль…
– Не знаю, – прохрипел я пересохшим ртом.
– Что не знаешь?
– Не знаю, – ответил я честно, – смогу ли терпеть боль. Раньше не приходилось.
В поле зрения появился еще один, похожий на рыбу в человеческой одежде, даже глаза рыбьи. Переглянулись, мне показалось, что в глазах рыбьеглазого промелькнуло удивление, а герцог пренебрежительно рассмеялся.
– Это уже что-то, – заявил он. – А то попадаются герои, что уверяют, будто им наплевать на любые пытки! А на первой же ломаются, начинают молить о пощаде. Так что, может быть, сразу встанешь на колени? Проси милосердия… ха-ха!.. и хотя наши боги не милосердны, но все же хоть какой-то шанс, верно?
– Верно, – признал я. – Но я все же попробую терпеть.
– Ого!
– Сколько смогу, – добавил я.
– Это не продлится долго, – пообещал он.
Он зажал мне руки в тиски. Я увидел, как он подносит тонкую длинную иглу, инстинктивно сжал пальцы в кулак. Он расхохотался, грубо схватил за кисть, заставил разжать пальцы, прижал ладонь к поверхности и с силой загнал иглу под ноготь.
Боль была ослепляющая, я закричал, срывая голос. Перед глазами запрыгали огненные линии, запылало все тело.
Герцог сказал с пренебрежением:
– Да, со стойкостью у вас слабовато. Тут был на прошлой неделе один герой… Под самыми жестокими пытками улыбался и пел походную песнь своего рода!.. Это в самом деле крепкий… Ну а вы не продержитесь до вечера.
До вечера я охрип от крика, а к полночи сорвал голос. Палачи сменялись. Иглы загнали уже под все пальцы, а когда они распухли, иглы выдернули, пригодятся для другой жертвы, а мне пальцы просто раздробили молотком. Я терял сознание с трудом, мне хотелось умереть, но умереть было невозможно, а в те редкие минуты, когда наступало черное забытье, меня либо поливали холодной водой, либо совали под нос едкую гадость. В голове сразу все прояснялось, а боль становилась ощутимее.
Утром герцог явился свеженький, выспавшийся. Посмотрел с сочувствием, переговорил с палачами, ему подали стул, он уселся со вкусом, тут же на столике придвинули кувшин и стеклянный фужер. Один из палачей довольно умело наполнил, герцог отпил, пошлепал губами.
– Хорошо, – сказал он, – с утра почему-то принимаю только кислое вино. А вот к вечеру идет и сладкое… Странно, да? Впрочем, вам это неинтересно. Так что вы хотите сказать?
Я пытался сказать, что я о нем думаю, но из горла вырывались только хрипы. Он наклонился ближе, чтобы расслышать. Я плюнул ему в морду, прохрипел:
– Я сам тебя убью, сволочь…
Он отшатнулся, глаза выпучились. Кровавый плевок попал ему в глаз, залепил глазную впадину и пополз вниз по щеке. Палачи застыли, у одного даже выпали из руки раскаленные клещи. Герцог наконец вытащил дрожащими руками платок, вытер как можно тщательнее лицо. Губы его тряслись, лицо побелело.
– Нет, – сказал он ненавидяще. – Нет, я не убью тебя, как ты надеешься… Ты будешь умирать долго…
Один из палачей что-то шепнул ему на ухо. Герцог поморщился, взгляд его метнулся в мою сторону. Он покачал головой, палач повторил умоляющим голосом. Я услышал:
– …перекос… необходимость…
Герцог зло посмотрел на него, на меня, выдавил люто:
– В последний раз спрашиваю: принесешь присягу моему Повелителю?