Гугол что-то шептал в страхе или восторге. Я сказал с усилием:
– Вот оно… Ну, Сигизмунд, пришло твое время…
Он вздрогнул, оторвал взгляд от сверкающих доспехов. Глаза его стали дикими.
– О чем вы, мой господин?
– Бери доспехи, – велел я.
– Я?
– Ты, – подтвердил я. – Каждый из нас делает свое дело. Я сумел найти, но мои длани, как и руки Гугола, не настолько чисты… гм… с точки зрения святого Георгия, чтобы даже лапать. Зато ты…
Он отшатнулся.
– Мой господин! Я не осмелюсь…
– Бери, – сказал я. – Я не могу. Я уже чувствую жар и желание отступить на шаг. А Гугол уже отодвинулся, видишь? Не смотри на меня с ужасом, не смотри… Я не дьявол. Но даже самому святому делу всегда служат люди с разным индексом святости. Твой индекс намного выше… Бери, у нас нет времени! Сюда уже скачут враги.
Гугол все же сделал шаг вперед, лицо его стало багровым, глаза налились кровью. Еще шаг, изо рта брызнет кровь. Он поспешно отступил, пятился почти до самого выхода, я слышал его сухое и хриплое дыхание. Сигизмунд с мукой посмотрел на меня, для него невыносима мысль, что я недостаточно свят, шагнул вперед, с ним ничего не происходило, сделал еще два шага…
Пальцы правой руки коснулись шлема. Левая висела неподвижно вдоль туловища. Я оглянулся на Гугола. Тот, все еще багровый, с красными глазами из-за полопавшихся сосудов, вытащил из сумки мешок, развязал. Сигизмунд вздрогнул, посмотрел на шлем непонимающе. Потом левая рука поднялась, Сигизмунд оглядел ее с изумлением, обеими руками поднял шлем и, двигаясь, как на торжественной церемонии коронования папы, на вытянутых руках отнес к Гуголу с мешком в руках шлем, потом панцирь. Последним взял копье и сам тщательно завернул в старые мешки.
Назад мы двигались уже вокруг Сигизмунда, он нес доспехи бережно, словно перепелиные яйца. Желтые глаза следили со всех сторон. Донеслось глухое рычание, полное злобы. Пахнуло сильным зверем, на миг в свете факела я увидел красную пасть с острыми и белыми как сахар зубами.
Меч в моей руке дергался от напряжения, я едва не тыкал им во все стороны, ожидая нападения, размахивал факелом. Если звери и боятся огня, то эти не очень, хотя, правда, пока что не нападают.
Наконец показался свет. Сигизмунд не выдержал, побежал. Гугол выругался, повернулся и пошел спиной к выходу, меч и нож в его руках отбрасывали злые блики. Я вертелся как обезьяна, стараясь увидеть сразу все и защититься со всех сторон.
Так двигались шаг за шагом, пока со спины не упал свет. Мы вышли, пятясь, как два рака, на залитую солнцем плиту. Сигизмунд уже поспешно спускался по склону, отсюда хорошо видны крохотные фигурки наших коней.
Гугол молча указал через мое плечо. Желтое облако приблизилось почти к подножию горы. В пыли поблескивает – явно солнечные блики на металле щитов или доспехов.
– Скоро будут здесь, – сказал я. – Гугол, перебирай задними ногами шибче. И побыстрее к Сигу!..
– А вы, сэр?
– Главное – спасти доспехи, – отрубил я. – Постараюсь задержать их. Здесь очень удобная дорожка… Им не пройти мимо, разве что через меня. Если получится, я их и похороню здесь.
Он покачал головой.
– Я хорошо стреляю из лука.
– Беги за Сигом, – сказал я. – Тоже мне, ученый!.. Ученому неприлично ввязываться в драки.
– Но…
– Если со мной что случится, – сказал я, – постарайтесь доставить доспехи сами.
– А что намереваетесь делать вы, Дик?
Он впервые назвал меня просто по имени, я улыбнулся как можно беспечнее.
– Я не дурак, – сообщил ему. – Видишь, солнце уже на той стороне?.. А мы наловчились ехать ночью. Обратную дорогу помним, найдем даже в полной тьме. Я задержу их до темноты. А потом мы поскачем, мы помчимся…
Я развернул его и толкнул в спину. Чтобы удержаться, он побежал, размахивая руками. Далеко внизу Сигизмунд обернулся, выронил драгоценные доспехи и, растопырив руки, ждал бегущего Гугола. Тот все ускорял бег, ноги уже не успевают, сейчас рухнет и полетит вниз головой… но Сигизмунд перехватил, сам заблаговременно уперся спиной в деревце. Оно согнулось под их весом, но удержало.
Я помахал сверху, Гугол сердито оглянулся, но Сигизмунд что-то сказал, оба подхватили с земли седла, Сигизмунд еще и доспехи, бросились вниз к коням.
Снизу поднимались степняки. К моему удивлению, низкорослые кони чуть ли не зубами цеплялись за каждый выступ, всхрапывали, сопели, но с каждой минутой приближались, топоры уже в руках всадников, глаза шарят по всем щелям. Я пригнулся за большим камнем – вдруг кто выстрелит из лука, а я все же не учился ловить стрелы, хотя уверен, что, попрактиковавшись малость, могу и это, тут еще те супермены…
Выждав чуть, я поднялся, швырнул молот, глаза успели схватить не меньше десятка всадников, тут же пригнулся. Молот радостно взревел, исчез, я услышал глухой удар, быстренько привстал, вовремя поймал, бросил снова и тут же присел, опасаясь стрел. На этот раз перед глазами стояла, как на стоп-кадре, картина падающих обратно на тропу коней вместе со всадниками.
Я вскочил, вовремя выставил руку с приглашающе распахнутой ладонью. Молот звучно шлепнул рукоятью, я швырнул в третий раз, но уже не прятался – незачем. Грохот, дикий крик, ржание, лягающиеся по воздуху копыта – с горы с грохотом катилась целая лавина, в которой среди падающих камней мелькают кони, люди, во все стороны разлетается щебень, песок, трещат и рассыпают зеленые листья ветки, за которые тщетно пытались ухватиться падающие.
Некоторое время я стоял как идиот, радостно обозревая разом очистившийся склон, как вдруг мимо уха вжикнуло. Волосы дернуло с такой силой, что я откинулся, с размаха сел на камень, больно ударившись копчиком. Вторая стрела пронеслась там, где только что была моя голова. Или горло.
Я ползком подобрался к своему камню, в одной руке меч, в другой – молот, прислушался. Чьи-то крадущиеся шаги… Вскочил, уже замахиваясь в движении, а едва приподнялся над краем камня, метнул. Рослый воин с топором в руке на цыпочках подбирался ближе. За ним так же тихонько крался второй, с луком в руках, тетива натянута.
Он мигом выпустил стрелу, но и молот понесся навстречу. Я нырнул за камень, стрела пронеслась выше, подпрыгнул, поймал молот и задержал его в руке. Лучник, похоже, пытался метнуться в сторону, как и я, избегая смерти, но молот держал цель в своей магически компьютерной памяти: сделал поправку, ударил, разнес голову, как пересохший глиняный кувшин, а на вираже задел второго так, что бросил на стену.
Одного взгляда на разбрызганное по всей стене красное пятно достаточно, чтобы понять: этих двух опасаться уже не стоит.
Я ждал, ждал, ждал, а солнце уже медленно опускалось за скалы. Небо начало наливаться багровым светом. В темноте ко мне подобраться будет намного проще. Никогда бы не думал, что стану вот таким идиотом, как киношный герой. Я, человек своего века, прекрасно знающий, что самая высшая ценность – жизнь, моя жизнь, а остальные пусть идут на фиг. Знающий так же, что для спасения жизни можно… да что там можно – обязан бежать, нестись сломя голову, и пусть остальных убивают и мучают, только бы не прищемили пальчик мне, самому лучшему на свете… все же вот я как идиот сижу здесь и «прикрываю отход».
И все-таки это я, мелькнула мысль. Почему? Потому что вокруг мораль такая? Все такие? Вряд ли… Я настолько чувствую свое превосходство над этими простыми людьми, что не видели компьютеров и не умеют пользоваться телефонами, что мне их моральные установки по фигу.
Пользуясь тишиной, еще один попытался подобраться ко мне снизу. Я сшиб его молотом и едва не прозевал другого – этот бросился с ножом в руке. К счастью, меч я не выпускал, и храбрец накололся на острие, как листок бумаги на спицу.
Остро ударило в левое плечо. Пальцы разжались, меч выскользнул, но правой рукой я метнул молот, а мысль его повела настолько яростная, что в десяти шагах вдрызг разлетелись осколки камня, донесся сухой треск, а на отвесной стене расплылось красное пятно. Человек выронил лук и сполз на землю. Вместо головы у него было нечто окровавленное, похожее на красную половую тряпку.
Я стиснул зубы, потрогал древко толщиной в палец, засело в плече глубоко. Наверное, глубоко. Никогда меня вот так не ранили, никогда я не сидел со стрелой, торчащей из моего драгоценного тела, но вот сижу. Боль до странности терпимая, ничего ужасного. Намного более дикая, настоящая режущая боль была, когда однажды угодил молотком вместо гвоздя по пальцу.
Еще две стрелы ударили над головой. Похоже, пугают, не хотят, чтобы высунулся или поднял голову. Значит, под прикрытием «огня» подкрадываются ближе. Если тактика слоновьей атаки, которую изучают в наших генштабах, и непригодна для ракетно-ядерных войск, то вот огневое прикрытие наверняка изобрели еще неандертальцы, забрасывая противника булыжниками.
Я отполз от камня, меч уже переложил в правую руку. Внезапно через камень бросились сразу трое. Наверное, готовились обрушиться на спрятавшегося врага, и потому лезвие моего меча разрубило двоих раньше, чем они успели подняться с того места, где я лежал минуту тому назад. Третий едва успел замахнуться ножом, как я всадил в него длинное лезвие невиданным здесь, но зато самым эффектным приемом, как вынужденно признал все видавший Бернард, – прямым колющим вперед.