- Они же каждую ночь до утра гуляют. Ты что - не замечал?
- Да ну… Откуда ты взяла…
- Взяла уж… Сегодня, например. С кем она пошла - с тобой сюда, или с ним за реку?
Мне было нечего возразить.
- Так-то вот… А ты к ней…
- Но мне-то что, - с деланным равнодушием протянул я, хотя слова
Вики насчет Кати и Славки что-то больно перевернули во мне. - Я - ничего… Полынь-то твоя где? - спросил я, обрывая этот разговор.
- Да на черта она мне сдалась! Я не за ней сюда пришла.
- Не за ней… А зачем же? - глупо удивился я.
- С тобой хотела побыть… И поговорить, дурачок!- засмеялась Вика, медленно поднимаясь с сена.
- Ну ты даешь! - искренне восхитился я, впервые в жизни столкнувшись с такой женской хитростью.
- Даю, - засмеялась она. - Только не всем. И некоторые не берут…
Зайдя сзади, она прижалась по мне, опять обжигая меня мягким и непозволительным прикосновением. Обняла, прижалась щекой, щекоча своими волосами. Я молча поймал ее запястья и осторожно сжал их, словно хотел передать ей нечто, невыразимое словами.
- Женя… - прошептала она, положив голову на мое плечо. - Ты такой хороший… Если бы я…
- Что "если бы"? - уточнил я, послушав ее молчание.
- Да нет, ничего… - пробормотала Вика. - Не слушай меня… И забудь все, чего я тебе тут наговорила.
Я молчал, зачем-то прижимая к себе обнимавшие меня руки.
- Возвращаться пора… - вздохнула Вика. -Пойдем мою футболку искать, я ее швырнула где-то, уже не помню… А то в таком виде в лагерь не вернешься.
- И трусы, кстати, тоже, - добавил я.
- Абсолютно верно, - согласилась Вика. - Без трусов меня туда просто не пустят.
Славка и Катя вернулись из-за реки позже нас. Никакой земляники они, естественно, там не нашли. Косоглазый Степан то ли наврал, то ли просто перепутал время, когда видел эту землянику.
Однако никакого огорчения на их лицах я не обнаружил. Напротив, они казались довольными и умиротворенными. Славка шутил и смеялся даже больше обычного.
Глядя на них, я вспомнил слова, сказанные Викой. Мне это было не очень приятно. И дело заключалось не в ревности; я не мог ревновать Катю, тем более к своему лучшему другу Славке… Однако в душе у меня остался какой-то неприятный осадок.
*8*
Вечерняя смена не шла ни в какое сравнение с дневной.
По идее она должна быть оказаться даже не такой изнурительной: все- таки зной спадал, солнце клонилось к закату. Но с самого начала смены я чувствовал усталость. Потому что хоть и не работал днем, но полдня мотался по жаре. Сейчас больше всего мне хотелось отдохнуть в холодке, а не работать. Голова гудела, налитая знойной тяжестью. Завтра все утро буду отсыпаться, как Аркашка с Володей, -думал я, оттаскивая какой-то чрезмерно тяжелый мешок с горячей мукой. - Даже на завтрак не встану…
Неимоверно досаждали комары. Гораздо более злые, чем слепни, к тому же подлетавшие неслышно в грохоте привода. Маленькие и желтые, они отличались от тех, что вились каждый вечер вокруг костра. И кусали они больней, чем самый крупный овод. К тому же, едва начало смеркаться, Николай включил прожектор на столбе возле распределительного щита. На свет комары слетелись тучей. После часа вахты на мешках все тело горело, превратившись в один сплошной укус. Я с невыразимым облегчением отошел от горловины, передав очередь Володе.
У бункера было легче. Тем более, что к вечеру привезли три тележки чрезмерно длинной, неизрубленной травы, которую приходилось дополнительно пропускать через измельчитель. Угрожающего вида красный агрегат, стоявший справа от бункера. Стоило бросить в него охапку травы, как он загребал, перемалывал в ревущей утробе и с воем выплевывал из кривого хобота длинную зеленую струю. Подносить траву к измельчителю было гораздо ближе, чем кидать в бункер; а Николай нацелил хобот так удачно, что готовая масса распределялась равномерно. Такая работа казалась почти приятным развлечением. Но Аркадий непрерывно и мрачно чертыхался. Час Володиной вахты пролетел быстро. Мы едва успели загрузить бункер во второй раз, и Славка, взяв банку, пошел за водой на скважину - несмотря на вечерний час, нам, как всегда, хотелось пить. Я взглянул на часы: в нашей бригаде я наблюдал за ходом времени - и тронул Аркашку за плечо.
- А я ногу вилами ушиб, - спокойно заявил он, глядя на меня ясными даже в темноте глазами. - Не могу у мешков стоять, мне полежать немного надо. Подождем, пока Славик вернется, он Вовку и сменит.
- Славка не скоро вернется, знаешь же! А Володю менять надо. Ладно, хрен с тобой - придется опять мне идти.
- Почему ты пришел? - возмутился Володя. - А где этот хрен бородатый?
- Говорит, ногу ушиб - стоять не может… Иди отдыхай, я поработаю.
Володя молча пожал плечами, уступая мне место. Аркашка лег на кучу травы и не поднимался до конца смены. Мы пахали втроем. Меняли друг друга уже через полчаса, потому что стоять у раздатчика по часу не хватало сил. Казалось, сама техника в этот вечер была против нас. Отсыревшая трава застряла в поднятом бункере. Пренебрегая не для нас писанными правилами техники безопасности, Славка взял вилы и полез в стоящий торчком кузов, балансируя на тонкой перекладине над грохочущем подавателем. Потом перегрелся барабан и его заклинило на роликах: трава оказалась тонкой, а Николай не уменьшил вовремя подачу солярки в камеру сгорания. Пришлось останавливать весь агрегат, чтоб он остыл и лишь потом запускать снова.
Затем опять застряла трава в бункере, и опять пришлось разгребать - теперь это делали уже мы с Володей.
И так продолжалось до полуночи. Первая смена веселилась за ужином: они дали сто девяносто мешков. Мы же, как ни старались, на шесть мешков не дотянули даже до нормы.
Когда мы вернулись в лагерь, то, казалось, у меня не хватит сил даже перевалиться через борт грузовика Но я все-таки взял полотенце и поплелся к реке. Быстренько разделся и замер у кромки воды, дрожа перед ее заведомо лихорадочным холодом. Но вода оказалась на удивление теплой. Ласковой, как парное молоко. Словно это была уже другая вода, другая река, другой перекат…
Я уцепился за большой круглый камень, лежавший на дне, и дал течению вытянуть себя вдоль берега. Теплые струи тихо обтекали тело, смывая вечернюю усталость.
Чуть ниже, за ивами, что росли под перекатом, слышались веселые голоса, визги и смех. Слова тонули в шуме воды - но я их все-таки узнал: это были наши девчонки.
- Эй, девчонкии!! - крикнул я, подняв голову над водой. - Купаетесь?
Вопрос был самым дурацким, но голоса сразу затихли, будто кто-то выключил звук.
- Ой… Кто тут?! - через пару секунд отозвался испуганный голос Ольги. Я угрожающе завыл.
- Женя, ты что ли? - неуверенно прокричала невидимая Катя.
- Я самый!
Девчонки закричали все разом что-то неразборчивое, а потом опять раздался голос Кати:
- Жень, слушай… Не плыви сюда, ладно?
- А что вы там делаете? Золото моете?
- Нет, серебро, - со смехом ответила Тамара.
- Понимаешь! Мы тут! Это самое!…- крикнула Вика.
- Да что он - не мужик, не поймет, что ли?! - Тамара захохотала. - Голые мы тут купаемся, голые!!!
И опять зазвенел над рекой многоголосый смех.
- Так ты не плыви сюда, ладно? - озабоченно повторила Катя.
- Ладно! - крикнул я. - Я и не плыву вовсе. А на дне лежу! И не вижу вообще ничего!
- А мог бы и посмотреть, между прочим, - посетовала Тамара.
- Тем более, тебя вряд ли чем удивишь, - с серебристым смехом добавила Вика. - Как мне ка-ажется… От ее голоса и слов меня бросило в жар.
Девчонки снова завизжали, было слышно, как они колотят по воде руками.
Вот и разберись с женщинами, думал я, покачиваясь на быстрой струе. Казалось бы, разделись - так и плескались бы себе тихонько, не привлекая внимания. Но нет - надо обязательно кричать на всю округу, что они именно голые, привлечь внимание мужчины, а потом заявить, чтобы он не вздумал подсматривать. И если бы я, нарушив обещание, тихонько к ним подплыл, они подняли бы шум до луны, но неизвестно чего больше - испугались бы или обрадовались. Честно говоря, в какой-то момент меня посетило желание сплавать-таки к ним и напугать своим внезапным появлением. Тем более, что как правильно отметила Вика, удивить меня ею было уже невозможно. Тамаре, судя по всему, тоже понравилась бы такая моя выходка. Вероятно, и Ольга пережила бы ее. Но… Но среди них плескалась Катя. Подсматривать Катину наготу казалось мне недопустимым- настолько глубокой и чистой выросла моя привязанность к ней. Я даже в купальнике ее стеснялся рассматривать - в отличие от всех прочих девиц… Это могло показаться смешным - и так оно и было - но все складывалось именно так…
Все- таки против воли я вслушивался в призрачно несущиеся над водой голоса. Мне показалось, я снова различил смех Вики. Я вспомнил нашу недавнюю прогулку, и мне стало жарко. Но в глубине души я не сомневался, что поступил правильно. Иначе бы потом весь остаток колхоза сожалел и на Вику не мог смотреть без раскаяния…Вода полностью меня оживила. Шагая от реки к лагерю я чувствовал себя так, будто успел где-то даже поспать У костра, как обычно, уже собрался весь лагерь. И даже гитара моя лежала наготове. Играть больше никто не умел -только Саша-К чуть тренькал, но при этом так стеснялся свой неумелости, что хватало его на одну песню. Поэтому народ пока танцевал. Аркадий сразу ушел в палатку и не показывался на глаза. Может, у него и правда нога болит, - подумалось мне, и зря мы на него бочку катили… Володя посидел у костра минут десять-пятнадцать, обхватив колени руками и тяжело положив на них голову, потом пошел спать, А еще минут через десять - видимо, переждав для верности - вылез Аркашка. Здоровый и бодрый, и тут же потащил Катю танцевать. Вот сучок, - со злостью подумал я. - Бригадира, значит, боится, а мы со Славкой не счет. Словно мы негры, обязанные за него вкалывать… Я хотел поделиться этой мыслью со Славкой, но он куда-то исчез.