Встал.
- Прошу вас в течение дня не отлучаться из ветлечебницы.
Фельдшер одернул полы белого халата, ничего не ответил, и Шугалий, идя к калитке, ощущал на затылке его тяжелый взгляд.
Малиновский уже ждал капитана и, видно, о чем-то узнал, потому что в его глазах Шугалий заметил нетерпение. Сказал, улыбаясь:
- У вас такой вид, Богдан, словно выследили убийцу, и нам остается только арестовать его. Ну, что там у вас?
Малиновский встал из-за стола. Сегодня на нем был уже не праздничный костюм, и галстук в горошек тоже остался в шкафу.
- Кузь в воскресенье на рассвете шел с канистрой, - сказал он. - С канистрой к озеру.
- Ну и что?
- Как - что? Нес бензин, таким образом, выходил на озеро.
- Мог бросить канистру в лодку и вернуться домой.
- Нет. Я видел его лодку. На носу багажник, но маленький. Канистра не влезет.
- А где он хранит мотор?
- Сарайчик у них на троих на берегу. Он и еще двое им пользуются...
- Вот там и оставил канистру.
- Нет, я разговаривал с ними. Зенон Каленик пришел на берег в половине седьмого. Лодки Кузя не было. Потом Кузя видели в селе уже после девяти.
- А этот Каленик?..
- Хотел лодку смолить, но начался ветер. Вернулся домой в семь.
Шугалий сделал какие-то заметки в блокноте с темно-красной кожаной обложкой. Любил красивые блокноты и ручки. Всегда носил с собой две или три шариковых с разноцветными стержнями. Сотрудники капитана знали: если Шугалий записывает что-нибудь Красными чернилами, стоит внимания. Но Малиновский не знал этого и равнодушно наблюдал, как капитан выводит на чистой страничке несколько красных цифр. Нарисовал да еще и поставил между ними черту.
- А вы сами видели Кузя? - спросил он.
- У них там забегаловка, - объяснил Малиновский, - чайной называется. Кузь в компании сидел.
- О чем разговаривали?
- Да ни о чем. Пьяная болтовня.
- Голос? - с интересом спросил Шугалий. - Какой у Кузи голос?
- Обыкновенный.
Капитан нетерпеливо щелкнул пальцами.
- Бас, тенор, дискант? Хриплый?
- Тонкий голос, и сам он длинношеий. Говорит, будто булькает. С хрипом булькает.
- С хрипом?
- Может, простужен.
- Мог и простудиться, - согласился Шугалий. - У вас над озером как задует...
- Еще говорили - хоронится Кузь...
- Как "хоронится"?
- В селе все замечают. К озеру огородами прошел, а улицей ближе. И не приглашает к себе.
- Раньше приглашал?
- Не очень.
- Вот видите.
- Но ведь и на рыбалку ездит один. Раньше компаний не чурался, а теперь преимущественно один.
- Но ведь в чайной сидел не один.
Малиновский пожал плечами.
- Народ говорит...
- Кто этот народ?
- Ну, Каленик. Еще этот, - заглянул в записную книжку, - Лопатинский. Напротив усадьбы Кузя живет.
- Любопытно. - Шугалий поиграл стерженьками ручки, высовывая и задвигая их. - А теперь, лейтенант, соберите мне сведения о Чепаке. Знаете такого?
- Ветфельдшера? При чем тут Чепак?
- Расспросите соседей: может, кто-нибудь видел его в субботу днем, возможно, от трех до четырех к нему заходил Роман Стецишин. И что делал Чепак в воскресенье на рассвете?
- Я думал, что Опанас Кузь заинтересует вас.
- Никуда не денется ваш Кузь.
- Конечно, не денется. Но Чепак?
- Олена Михайловна Завгородняя утверждает, что Чепак заходил к ним на рассвете в воскресенье.
И что Андрий Михайлович, очевидно, ушел с ним.
Таким образом, кто-то был у Завгородних рано утром в воскресенье. Может, и не Чепак, он утверждает, что не виделся с Андрием Михайловичем, но алиби у него нет. Поищите его вы, лейтенант, это очень важно.
А я - снова к Завгородним.
- Попробуйте яблок, Микола Константинович. - Олена Михайловна высыпала из фартука прямо на стол с десяток больших плодов. - Это мелба, как раз сейчас поспевают. Таких в Озерске не найдете, Олекса привез аженцы из Львова, и второй год плодоносит.
Шугалий выбрал краснобокое, с сизым отливом яблоко, надкусил. Сладкое и пахнет медом.
- Когда придет Олекса? - спросил он.
- Только что выскочил. Мотор испортился, а надо поливать цветы, вот за какими-то запчастями и побежал. Сказал, через часок вернется. А вы пока ешьте яблоки, вот журналы...
Олена Михайловна озабоченно засеменила к открытой двери веранды, но Шугалий остановил ее.
- Я хотел бы, Олена Михайловна, - сказал он, следя за тем, какое впечатление произведут его слова, - взглянуть на фотографию, которую вы убрали из своей комнаты.
Она резко обернулась и бросила встревоженный взгляд, как ребенок, сделавший недозволенное.
- Мне не хотелось бы... - неуверенно возразила. - Для чего вам?
- Олекса сказал, что вы сфотографированы с Романом Стецишиным.
- Ну и что же! Он же мой двоюродный брат.
- Тем более.
Она пожала плечами и молча вышла из комнаты.
Принесла большое фото в рамке, молча положила на стол возле яблок.
- Роман был красивым юношей, правда? - спросила она - Теперь он толстый и лысый... - засмеялась неестественно громко.
Действительно, Роман Стецишин в двадцать лет мог влюблять в себя девушек: высокий, глаза большие, прямой нос и нежный овал щек, которые, должно быть, ласкала не одна женская рука. Смотрел на Олену Михайловну уверенно и немножко свысока. А ее глаза прямо-таки излучали восхищение и любовь.
Шугалий перехватил взгляд женщины и заметил в нем печаль.
- Извините, я бы не хотел причинять вам боль, но вы любили его? спросил он.
- Какая теперь боль! - махнула рукой Олена Михайловна. - Давно перегорело.
Капитан подумал, что Олена Михайловна сейчас не совсем искренна: ведь фотография недавно висела в ее комнате.
- И вы все время ждали его? - спросил он.
- Ну что вы! Просто не могла избавиться от иллюзий.
- Но ведь тридцать лет! - Шугалий понял свою бестактность и поправился: - Вы удивительная женщина, Олена Михайловна.
- Обыкновенная.
- Но он же оказался...
- Большинство мужчин такие...
- Стецишин обидел вас?
- Роман - воспитанный человек, даже чрезмерно воспитанный.
Наконец-то Шугалий понял ее.
- Вы ненавидите его?
- Просто он перестал для меня существовать.
- Почему?
- Многое можно простить, но не подлость!..
- Олена Михайловна, - попросил капитан, - расскажите, что тут произошло. Почему вы не хотите быть откровенной со мной?
- Олекса... - заговорила она тихо. - Тут речь шла об Олексе, а вся моя жизнь в нем.
- Неужели Олекса где-то оступился?
- Вы же видели его... - покачала она укоризненно головой. - Он не может оступиться.
- Так что же останавливает вас?
- Не хотела, чтобы подлость коснулась его. Бывает же, пойдет молва, и человек, сам не подозревая об этом, ходит запятнанный.
- Даю вам слово!..
- Что ж! Только договоримся - не травмируйте Олексу. Он о чем-то догадывается, и таиться от него вряд ли следует, но зачем выворачивать всю эту грязь? - Олена Михайловна перевернула снимок изображением вниз. Роман написал нам заблаговременно, что приедет в Озерск...
Андрий Михайлович смотрел на сестру с сочувствием. Он понимал ее и жалел: знал, что произойдет сейчас, через несколько минут или полчаса, что сегодняшний день будет не самым светлым в ее жизни, а он любил Олюсю, и даже мысль о том, что кто-то может причинить ей боль, была нестерпима для него.
Зачем им это свидание? Зачем Роману ехать сюда?
Он давно забыл об Олюсе и никогда не вспоминает ее, - кто же в пожилом возрасте серьезно относится к юношеским увлечениям?
А изнервничавшаяся и возбужденная ожиданием Олюся надела свое лучшее платье, сделала новую прическу и, пробегая мимо зеркала в прихожей, встревоженно оглядывала себя. А он ничем не мог помочь ей.
Что ж, этот день им надо пережить...
Андрий Михайлович поставил на стол бутылки с водкой, коньяком и вином. Кажется, все есть. Даже полное блюдце красной икры, - пришлось звонить Олексе, он достал во львовском ресторане и передал со знакомыми. А рыбы Олена наготовила вдоволь: заливная, фаршированная, жареная. И копченый угорь. Улыбнулся: тут на взвод голодных солдат, а Олена тащит еще холодец и маринованные грибы.
Заурчал мотор на улице, и белая "Волга" остановилась возле дома. Андрий Михайлович увидел, как у сестры задрожали руки, пристроила блюдо с холодцом на край стола и оперлась о спинку стула. Андрий Михайлович мягко и нежно обнял ее за плечи, краем глаза следя, как вылезал из "Волги" мужчина в сером костюме и желтых туфлях. Осторожно подтолкнул сестру к двери, и она ушла, сложив руки на груди и глядя неподвижным взглядом прямо перед собой: вероятно, ничего не видела и не слышала.
Роман уже шел к крыльцу между штамбовыми розами, с любопытством озираясь вокруг. Лысый, в очках с роговой оправой, грузный, но не толстый, двигался легко. Широко улыбается и машет рукой, в другой - небольшой коричневый чемодан. Изменился, конечно, но Андрий Михайлович узнал его сразу. Сбежал с крыльца, обнялись, и Роман похлопал двоюродного брата по спине, прижавшись щекой к щеке. Андрий Михайлович хотел и расцеловаться, но, неуклюже чмокнув Романа, застеснялся и отстранился, заглядывая в глаза.