Он подскочил к Юре и, подставив правую ногу сзади, сильно толкнул в грудь, чтобы опрокинуть, но… снова оказался на полу.
— Гляди-ка! Опять лежит? — с нарочитым удивлением воскликнул Юрий. — Вставай, лежебока, нечего загорать! Тоже нашел место! Эх, не умеешь ты падать!
Анатолий вскочил, сделал ложный выпад, но не успел коснуться груди Юры, как тот больно повернул его руку набок. Анатолий крикнул:
— Сдаюсь! Бегемот! Он был огорчен своим поражением. Но огорчение быстро сменилось удивлением, а удивление — восхищением.
— Ловко ты! — пробормотал он, усердно растирая правую руку.
— Признал-таки! То-то!
Юра тоже помнил свои прежние поражения, он был доволен победой и не скрывал этого.
— Где научился? — полюбопытствовал Анатолий.
— Самбо! Это когда безоружный бывает сильнее вооруженного. Надо изучить центры тяжести человека в разных положениях. Изучить наиболее болезненные, уязвимые места человеческого тела, и тогда Давид легко побеждает Голиафа.
— И долго ты учился?
— Перворазрядник. Необходима тренировка. Ты падать не умеешь. А самбист, даже сбитый на землю, сумеет победить противника одним движением. Вот так!
Юра лег , ухватился обеими руками за ступню Анатолия, стоявшего рядом, слегка приподнял, повернул, и тот, вскрикнув, упал.
— Неплохие приемчики самозащиты! Чувствуешь?
— А ты научи! — попросил Анатолий.
— Сто лет не виделись, встретились… И, вместо того чтобы поговорить, давай-валяй, ломай! Выберем время, обязательно научу.
Они прошли в комнату. Юра осторожно уселся на стул, будто боялся сломать его, и неловко подобрал длинные ноги. Видно, они здорово мешали ему в тесных комнатах.
— Ну как? Едем на охоту или нет? Погода неважнецкая, моросит. А завтра — я звонил в бюро прогнозов — сплошная облачность, возможны осадки. Решай сейчас, скоро вечер, — загремел Юра своим невероятным басом.
— Ты что, на попятный? — испугался Анатолий. — Едем сейчас же. Только переоденусь. Резиновые сапоги Корсакова дала. Охотничье разрешение на меня дядя выправил. Все у него готово для нас — и патроны и ружья. Мама с утра уже на дачу поехала, моего щенка с собой взяла.
— Ты уже щенком обзавелся? — удивился Юра. — Быстро!
— И каким! Курцхар! Замечательный! Предки — сплошные медалисты! Дядин подарок.
— Значит, завтра натаскивать его будем, учить, — оживился Юра. — Это интересно!
— Да что ты! Он трехмесячный, — рассмеялся Анатолий. — Будет жить пока у дяди, на травке гулять.
Он увлек приятеля в свою комнату и начал переодеваться.
— С кем успел повидаться, какие у тебя планы? — спросил Юра.
— Планы такие: днем работать, вечером одолевать высоты науки. Поступаю в десятый класс вечерней школы. Сам понимаешь, без десятилетки никуда…
— Одобряю!
— Дали неделю на подготовку и переэкзаменовку по литературе. Уже готовлюсь — глаза на лоб лезут. Надо бы и завтра заниматься, а я еду. Мечтаю, пойми! Я ведь впервые еду в лес, на простор, к реке!
Анатолий надел синий комбинезон.
— Звонил некоторым ребятам, — продолжал он, роясь в ящике. — Того нет, того мамочка не подзывает, тот и рад бы, да именно сейчас некогда… Ну их… Больше не буду звонить.
— Зря! Народ всякий бывает. Очень огорчился?
— Ни капельки… Вру! Конечно, обидно. И поделом, надо было писать. Сам виноват. Решил удивить, и вот…
— А Нина?
— На днях встретимся, так сказать свидание! Смешно, конечно, столько лет прошло… Малышами ведь мы тогда были, ребятенками. Для нее наша дружба, наверное, только детские воспоминания. Ну, а для меня… Для меня, понимаешь ли, время будто остановилось четыре года назад, а теперь вдруг снова пошло.