Наконец-то вы заметили меня! – воскликнул солдат, предпочитая не замечать ядовитой улыбки, тронувшей губы коменданта.
– Заметил, любезный. И можешь не сомневаться – я тебя оценю по достоинству. Однако что же ты остановился?..
– Извольте, ваша честь. Если вы напомните мне, на чем я…
– На том, что у тебя сломалась шпага, – спокойно заметил взявший себя в руки комендант, внимательно наблюдая за ничего не подозревающим солдатом.
– Ну да, в самом деле, ваша милость! Как я мог запамятовать! Итак, он бросился на меня, намереваясь пронзить шпагой, но я уклонился от удара и схватил его мертвой хваткой. Мы принялись бороться, ваша милость, и, не удержавшись на ногах, упали наземь. Очевидно, я сильно ударился затылком о мостовую, ваша честь, потому что из глаз у меня посыпались искры и все потемнело. Когда я очнулся, никого вокруг не было, и, так как дверь была заперта, а ключи по-прежнему висели у меня на поясе, мне и в голову не пришло, что он мог отпереть двери. Так как все равно стеречь было некого, я со всех ног побежал туда, где кричали.
– Значит, он все-таки отпирал двери? Вот ты и проговорился, негодяй!
– Ах, ваша честь! – бледнея, воскликнул солдат, прикусив язык от досады.
– Выходит, ты не только предатель, но и клятвопреступник! Ты только что божился мне, что не отпирал ему дверей.
– И это чистая правда, ваша милость. Я действительно не отпирал их. Он сам забрал ключи и открыл камеру.
– Значит, ты только предатель. Поэтому я прикажу всего лишь повесить тебя, а четвертования, так и быть, ты избежишь.
Солдат побледнел как полотно.
– Ваша милость, он налетел из темноты, как демон, и задушил бы меня, если бы я не прекратил сопротивления.
– Вот теперь я тебе верю.
Комендант задумался.
– Хочешь спасти свою шкуру? – неожиданно спросил он.
Солдат молча упал на колени.
– Ну еще бы, – брезгливо сказал комендант. – Отвечай мне: как ты думаешь, что помогло арестанту бежать?
– Не иначе, как сам сатана, ваша милость! – заголосил стражник, осеняя себя крестным знамением.
– Правильно, – с видимым удовлетворением подтвердил комендант. – Этот гасконец – опасный чернокнижник. Поэтому ему удалось на время скрыться от нас. Но колдовским чарам не одержать верх над честными христианами. Как видишь, он снова в наших руках и не уйдет от заслуженной кары.
Комендант вызвал дежурного офицера.
– Возьмите усиленный конвой и поставьте его к комнате д’Артаньяна, – приказал он.
Дождавшись, покуда офицер выйдет, он повернулся к солдату:
– А все, что ты видел вчера вечером: портшез, лакеев и, быть может, кого-то еще – бесовское наваждение. Ты понял меня, любезный? И упаси Бог тебя рассказать об этом кому-нибудь – тогда ничто не спасет твои кости от испанских сапог[12] .
– Я уже все позабыл, ваша честь!
– Это правильно.
– Ваша честь, разрешите мне задать только один вопрос…
– Один – куда ни шло, да поскорее…
– Относится ли к колдовскому наваждению и все, что связано с особой, вышедшей из портшеза?
– Да с чего ты взял, любезный, что там вообще была какая-то особа? Откуда она могла взяться в такой час, да еще в таком месте?!
– Я все понял, ваша честь. Сказать по правде…
– Что еще такое?
– Я тут наговорил вам всякого со страху, что вы прикажете примерно наказать меня из-за бегства арестанта. Вот я и потерял голову. А теперь-то я понимаю, что этот чародей просто околдовал меня, да и бедолагу Жана – тоже. Вот мы как бы и сошли с ума, но теперь-то уже снова в полной памяти.
– Ты сообразительный малый. Можешь идти. Очень романтичная история, – злобно пробормотал комендант, оставшись в одиночестве. – Я покажу этому сердцееду. Это будет последнее его приключение.
Резко распахнув двери, он вышел в переднюю. Дежурный офицер шагнул навстречу.
– Д’Артаньяна повесить на рассвете. Зачитать приказ на всех площадях.