Но каким образом девушке, в свою очередь, удалось незамеченной покинуть тюремные стены, если часовой божится, что не отпирал дверей?
– Ты говоришь, что тебя снял с поста мистер Джейкобсон?
Солдат низко опустил голову.
– Это так или нет?
– Нет, ваша честь, это был он!
– Не надо говорить со мной загадками, любезный.
– Тот самый гасконец, ваша милость! Тот, кому полагалось сидеть взаперти. А он, будь он трижды проклят, пришел снаружи!
– Так, так, – протянул комендант, начиная догадываться о продолжении истории.
– И ты со своим напарником, вместо того чтобы схватить проходимца или в крайнем случае застрелить его, спокойно дали ему…
– Нет-нет, ваша милость. Просто он был в низко надвинутой шляпе и говорил очень властно и громко. Он приказал нам бежать на помощь мадемуазель де Бриссар, на которую напали смутьяны.
– И вы оба поверили ему?!
– Мой товарищ побежал туда, куда указал этот гасконец, а оттуда действительно слышались крики и раздалось несколько выстрелов, сударь. Я тоже подумал, что если на портшез напали, то, конечно, носильщикам не отбиться вдвоем…
– Постой, а откуда ты узнал, что мадемуазель де Бриссар должна быть в портшезе, а слуг при ней только двое?
– Но я же видел их незадолго до этого.
– Кого?
– Лакеев, которые принесли портшез.
– Куда они его принесли?
– Прямехонько к воротам тюрьмы, ваша милость. А из портшеза вышла мадемуазель де Бриссар.
– Ты уверен в том, что это была она?
– Я разговаривал с ней, как с вами сейчас, ваша милость.
– Ага… ну конечно. И о чем же вы беседовали?
– Если ваша милость не верите мне, вы можете справиться у Жана.
– Что еще за Жан?
– Так зовут второго, моего товарища…
– А… да… Нет, почему же, я верю тебе. Мадемуазель хотела видеть арестанта?
– Да, ваша милость. Я впустил ее, так как она сослалась на вас.
– Вот как?! Сослалась на меня. Это мило, – заскрежетал зубами комендант.
– Если я сделал что-нибудь не так, я покорно прошу прощения у вашей милости.
– Отлично, – повторял комендант, не слушая солдата. – Оч-чень трогательно и романтично!
Он никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что эта девочка, которую он знал с пеленок, о которой он привык заботиться и считал себя единственным человеком, которому она поверяет все свои нехитрые тайны, вдруг сделалась взрослой и вдобавок еще обвела его вокруг пальца вместе с каким-то бретером-гасконцем!
– Лучше расскажи мне, как он выпустил ее оттуда, – устало проговорил комендант.
Солдат во все глаза смотрел на него, видимо, не понимая, о чем идет речь.
«Слава Богу, хоть этот ни о чем не догадывается», – подумал комендант.
– Так ты кинулся со всех ног за своим напарником? Этим олухом Жаном… или как его там?!
– Нет, сударь. Я как раз не сделал этого, – сказал солдат, видя, что его начальник больше не собирается стрелять в него из пистолета, и желая представить дело в более выгодном для себя свете.
– Допустим. Что же ты предпринял в таком случае?
– Я поднес фонарь к его лицу и спросил его имя.
– Ты поступил по инструкции. Но ты ведь не мог не узнать его.
– Именно это, сударь, и вызвало у меня объяснимое, но недолгое замешательство – ведь я был уверен, что он сидит в камере, которую я охраняю.
– Продолжай.
– Как я уже сказал, я узнал его, но это и сыграло со мной злую шутку, сударь. Он выбил фонарь у меня из рук и набросился на меня, словно разъяренный вепрь.
– И ты, конечно, отдал ему ключи.
– Упаси Боже, ваша милость. Я встретил его по-свойски. Если бы не проклятая шпага, которая сломалась при первом же выпаде, я проткнул бы его насквозь.
– Ну да… ты же храбрец. У меня все такие храбрецы в гарнизоне.
– Благодарю, ваша милость.