Волей ветра и волн наша фелука попала к вам, но если запасы рыбы, что будут найдены в трюмах нашего судна, в силу тяжелого положения города вы вольны рассматривать как трофеи, то экипаж и пассажиры не являются вашими пленниками.
Д’Артаньян замолчал, исчерпав запасы своего красноречия. Неожиданная мысль поразила его. Он снова вспомнил голодные глаза конвоировавших его солдат и их впалые лица.
– Я думаю, что продолжать защиту крепости, когда ее защитники лишены не только еды, но и надежды на помощь английского флота, бесчеловечно. И в первую очередь по отношению к самим ларошельцам. Может быть, среди ваших людей есть англичане, которые знают, я хотел сказать – знали, герцога и его камердинера, возможно – секретаря.
– А вы что, настолько близко были знакомы с лордом Бэкингемом, что в состоянии описать, как выглядят его секретарь и камердинер? – В голосе коменданта послышались нотки удивления.
– Мне пришлось побывать у герцога в его дворце в Лондоне. Это было еще до начала военных действий.
– Англичан в городе немало, но вряд ли кто-то из них мог настолько близко знать герцога, – размышляя, проговорил комендант.
Внезапно лицо его прояснилось. Казалось, он пришел к какому-то решению.
– Ла Вьеваль, позовите сюда господина Джейкобсона. Он мне нужен по срочному делу, – крикнул комендант, обращаясь к стражникам, стоящим у дверей его кабинета. – Этот английский офицер участвовал в десанте на остров Ре, он близко знал герцога; кажется, одно время он состоял при нем в качестве адъютанта, – пояснил комендант, обращаясь к д’Артаньну и внимательно наблюдая за выражением его лица. – Джейкобсон был ранен при поспешном отступлении с острова, его подобрали наши люди. Он поправился и теперь служит примером для лучших, защищая бастионы Ла-Рошели с отвагой и хладнокровием, свойственным этой гордой нации.
Ожидая, покуда приведут англичанина, комендант молча барабанил пальцами по столу. Мушкетер тоже не нарушал воцарившейся тишины.
Неожиданно дверь растворилась, и в кабинет вошла девушка лет девятнадцати или двадцати, настолько грациозная и привлекательная, что д’Артаньян непроизвольно повернулся к ней и задержал на ее лице свой взгляд немного дольше, чем это диктовалось правилами приличий.
Увидев, что в кабинете находится незнакомый дворянин, девушка остановилась в нерешительности.
– Простите меня, крестный. Я не думала, что у вас посетитель в столь ранний час, и зашла пожелать вам доброго утра, – сказала она, и д’Артаньяну почудилось, что в доме заиграла музыка.
Д’Артаньян с удивлением рассматривал неожиданную гостью, хотя, как явствовало из обращения ее к коменданту, она была здесь скорее хозяйкой.
Тем временем комендант, несколько смягчившись, – во всяком случае, на лице его появилось выражение какого-то еле пробивавшегося через ледяные заслоны теплого, искреннего чувства, – приветствовал ее словами:
– Ничего, Камилла, ты не будешь мешать нам. Просто мы несколько засиделись с господином де Кастельмором.
Девушка тряхнула головкой, отчего черные ее локоны пришли в легкий беспорядок, и это сделало ее еще более очаровательной.
– Так, значит, вы еще даже не ложились! – воскликнула она. – Нельзя так относиться к своему здоровью – вы не спите дни и ночи напролет! А вы, сударь, право же, поступаете нехорошо – ему нельзя столько работать.
– Разрешите вам представить мадемуазель Камиллу де Бриссар, дочь моего старого боевого друга, к великому несчастью, умершего, когда Камилле едва исполнилось шесть лет. Я ее крестный отец и опекун, что дает ей основания осуществлять самый строгий надзор за моей деятельностью, – заметил комендант, снова возвращаясь к своему холодному и несколько неприязненному тону.