Продолжая свои домашние дела, она не выпускала изо рта сигарету, как заядлый курильщик, с утра до вечера испытывающий потребность в табаке.
– Она совсем не говорит! – заметил Мегрэ.
– Для этого тоже еще не наступило время. Она говорит в основном по вечерам, когда все собираются вместе. Да еще изредка, когда к ней приходит Шпинат. Может, я ошибаюсь, а может, она в самом деле неравнодушна к Шпинату, самому красивому из всех…
Странное бывает ощущение, когда проникаешь взглядом в незнакомую комнату к людям, которых в конце концов узнаешь по самым незначительным жестам.
– Ты становишься до противности консьержем, мой бедный Люка!
– Для этого меня и послали сюда, так ведь? Я даже могу вам сказать, что малышка, сладко спящая в соседней комнате, до трех часов ночи занималась любовью с молодым человеком, носящим галстук наподобие банта, который ушел на рассвете, наверняка чтобы не разбудить спящих родителей… Смотрите! Бородач уже уходит…
– Скажите пожалуйста! Да он почти элегантен.
– Скажете тоже… У него скорее вид ярмарочного борца, чем светского человека.
– Допустим, вид ярмарочного борца, творящего добрые дела! – уступил Мегрэ.
Напротив не было прощальных поцелуев. Мужчина попросту уходил, то есть исчез из той части комнаты, которая была видна с наблюдательного поста полицейских.
Немного погодя он появился на тротуаре и направился к площади Бастилии.
– Дерен пойдет за ним следом… – сказал Люка, который был здесь словно паук посреди паутины. – Но Бородач знает, что за ним следят. Он ограничится прогулкой и, может быть, выпьет стаканчик на террасе кафе…
Женщина тем временем достала из ящика дорожную карту и разложила ее на столе. Мегрэ прикинул, что Озеп наверняка поехал не на такси, а на метро и должен появиться с минуты на минуту.
– Если он вообще придет! – уточнил он.
И он пришел! Они увидели, как он идет нерешительной походкой, потом ходит взад вперед по тротуару, а следовавший за ним инспектор делает вид, что рассматривает витрину рыбного магазина на улице Сент Антуан.
Сверху щуплый поляк казался еще щуплее, и Мегрэ даже почувствовал угрызения совести.
Ему показалось, что он слышит голос бедняги, путающегося в трудных объяснениях и бесконечно повторяющего свое пресловутое «господин Мегрэт».
Было видно, что он в нерешительности. Можно было поклясться, что он чего то боится и смотрит вокруг с нескрываемой тоской.
– Ты знаешь, что он ищет? – спросил комиссар у Люка.
– Нет! Может быть, денег, чтобы войти в гостиницу?
– Он ищет меня… Он знает, что я где то здесь неподалеку и что если я вдруг передумал…
Слишком поздно! Мишель Озеп вошел и растворился в темноте гостиничного коридора. Теперь за ним можно было следить лишь мысленно. Вот он поднимается по лестнице на третий этаж.
– Он все еще не решается… – произнес Мегрэ.
Ведь дверь уже должна была открыться!
– Он стоит на площадке… Сейчас он постучит… Уже постучал… Смотри!
Действительно, блондинка вздрогнула, инстинктивным движением убрала дорожную карту в шкаф и направилась к двери.
Какой то момент ничего не было видно. Он и она находились в невидимой части комнаты.
Потом вдруг появилась женщина, в ней что то изменилось. Она шла быстрой и четкой походкой. Подошла к окну, закрыла его и задернула темные шторы.
Люка повернулся к комиссару с забавной гримасой.
– Ну и дела!..
Но он тут же посерьезнел, заметив, что комиссар выглядит крайне озабоченным.
– Который час, Люка?
– Десять минут четвертого…
– Как, по твоему, кто нибудь из мужчин может вскоре вернуться?
– Не думаю… Разве что, как я вам уже говорил, придет Шпинат, если он знает, что Бородач ушел.