— Один — мертвый, трое пропали.
— Шесть лошадей пали, одна из них — моя собственная.
— Два мертвых, один рыцарь. Четыре лошади упали. Мы подняли одну. Остальные погибли. Боевые кони и одна верховая.
"Холодный счет", услышала Аша название этому. Обоз пострадал больше всех: мертвые лошади, погибшие люди, опрокинутые и поломанные телеги.
— Лошади падают в снег, — говорил Джастин Масси королю, — люди теряют направление или просто садятся умирать.
— Пусть, — резко ответил Король Станнис, — Мы спешим.
У северян, с их пони и медвежьими лапами, дела обстояли значительно лучше. Черный Доннел Флинт и его сводный брат Артос потеряли только одного среди своих людей. Лиддлы, Вуллы и Норреи не потеряли вообще никого. Морган Лиддл не досчитался одного из своих мулов, но склонялся к мысли, что его стащили люди Флинта.
Сотня лиг от Кургана Темнолесья до Винтерфелла. Три сотни миль для полета ворона. Пятнадцать дней. Пятнадцатый день пути наступил и прошел, но они прошли меньше половины. За ними тянулся след из поломанных телег и замерших трупов, заметаемый кружащимся снегом. Солнце, луна и звезды скрылись так надолго, что Аша начинала думать не приснились ли они ей.
Наступил двадцатый день похода, когда она наконец освободилась от своих кандалов. Ближе к вечеру одна из лошадей, тянущих ее повозку, пала на дороге. Замену ей найти было невозможно: остающиеся тягловые лошади требовались для фургонов, груженых пищей и фуражом. Когда подъехал сир Джастин Масси, он велел им разделать павшую лошадь на мясо и разломать фургон на дрова для костра. Затем он снял оковы с лодыжек Аши, растирая онемевшие голени. " У меня нет вьючного животного для вас, моя леди", — сказал он, — А если мы попытаемся ехать вдвоем, это прикончит мою лошадь. Вам придется идти пешком".
Лодыжка Аши дрожала под ее весом на каждом шагу. Довольно скоро она окоченеет от холода, сказала она себе. Час час я вообще не буду чувствовать ног. Она не слишком ошиблась — прошло гораздо меньше времени. Когда темнота остановила колонну, она спотыкалась и мечтала об удобствах своей едущей тюрьмы. Оковы ослабили меня. К ужину она была так измученна, что уснула прямо за столом.
На двадцать шестой день пятнадцатидневного марша, были съедены последние овощи. На тридцать второй день — остатки зерна и фуража. Аша задалась вопросом, как долго человек может протянуть на сырой, полузамороженной конине.
— Бранч уверяет, что мы всего в трех днях пути от Винтерфелла, — сказал этой ночью королю сир Ричард Хорп после "холодного счета".
— Если мы оставим самых слабых позади, — отметил Корлисс Пенни.
— Слабейших уже не спасти, — настаивал Хорп. — Те, в ком еще достает сил, должны достичь Винтерфелла или погибнуть.
— Владыка Света пошлёт нам замок, — сказал сир Горди Фарринг. — Если бы Леди Мелисандра была с нами…
Наконец, после кошмарного дня, в ходе которого колонна продвинулась всего на милю и потеряла дюжину лошадей и четырех человек, лорд Писбьюри обратился к северянам.
— Этот марш был сумасшествием. Все больше людей умирает каждый день, и ради чего? Ради какой-то девчонки?
— Ради девочки Неда, — сказал Морган Лиддл. Он был вторым из трех сыновей, поэтому другие волки называли его Средним Лиддлом, хоть и старались не делать этого в его присутствии. Именно Морган почти прикончил Ашу в бою у Темнолесья. Позже, на марше, он пришел попросить у нее прощения… за то, что в пылу сражения обозначил её принадлежность к женскому полу самым похабным образом, а вовсе не потому, что при этом пытался раскроить ей череп своим топором.
"Девочки Неда", вторил Вулл Большое Ведро. "И у нас была бы и она и замок, если бы вы гарцующие южные пижоны не намочили свои атласные подштаники из-за небольшого снега".
— Небольшого снега? — нежный девичий рот Писбьюри исказился от ярости. — Твой больной совет заставил нас пойти в этот поход, Вулл. Я начинаю подозревать, что ты все это время был человеком Болтона. Или это не так? Он послал тебя к нам нашептывать ядовитые речи на ухо королю?
Большое Ведро рассмеялся ему в лицо.
— Лорд Гороховый Стручок. Если бы ты был мужчиной, я убил бы тебя за это, но мой меч сделан из слишком хорошей стали, чтобы пачкать его кровью труса. — Он выпил эля и вытер рот.
— Да, люди умирают. Много людей умрет перед тем, как мы увидим Винтерфелл. Что из того? Это война. Люди на войне умирают. Так и должно быть. И так было всегда.
Сир Корлисс Пенни недоверчиво посмотрел на вождя клана.
— Ты хочешь умереть, Вулл?
Это, кажется, развеселило северянина.
— Я хочу жить вечно в землях тысячелетнего лета. Я хочу замок в облаках, откуда виден весь мир. Я хочу опять быть двадцатишестилетним. Когда мне было двадцать шесть, я мог сражаться весь день и трахаться всю ночь. То чего люди хотят, не имеет значения.
— Зима почти пришла, мальчик. А зима это смерть. Я предпочту, чтобы мои люди умирали за девочку Неда, чем одинокие и голодные в снегу, со слезами замерзающими на щеках. Никто не поет песен о людях, которые так умирают. Что касается меня, я стар. Это будет моя последняя зима. Дайте мне искупаться в крови Болтона перед смертью. Я хочу почувствовать ее брызги на моем лице, когда мой топор вгрызется в череп Болтона. Я хочу слизать ее с моих губ и умереть с ее вкусом на языке.
— Да! — прокричал Морган Лиддл. — Кровь и сражение!
Все горцы закричали, ударяя по своим кубкам и выпивая из рогов на столе, заполняя королевскую палатку звоном.
Аша Грейджой сама была не прочь сразиться. Одна битва, чтобы положить конец этому прозябанию. Сталь против стали, розовый снег, разбитые щиты и отрезанные конечности, и все бы закончилось.
На следующий день разведчики короля случайно наткнулись на покинутый хутор меж двух озер — захудалое и нищее поселение, всего лишь несколько хижин, зал собраний и смотровая башня. Ричард Хорп приказал остановиться, хотя армия продвинулась не более чем на полмили в тот день и скоро должно было стемнеть. Луна уже давно поднялась, прежде чем прибыли отставшие обоз и арьергард. Там была и Аша.
— В этих озерах есть рыба, — сказал королю Хорп. — Мы прорубим бреши во льду. Северяне знают как это делается.
Даже в своем огромном шерстяном плаще и тяжелой броне, Станнис выглядел как человек, стоящий одной ногой в могиле. Даже тот небольшой запас плоти, что нес его скелет в Темнолесье, растворился за время похода. Форма черепа была отчетливо видна сквозь кожу, а его челюсти были так плотно сжаты, что Аша боялась, как бы не раскрошились зубы.
— Рыба, значит, — сказал он, и каждое слово отрывисто хрустело. — Но мы выступим как только рассветет.
И все же на рассвете лагерь проснулся в снегу и молчании. Небо из черного стало белым, но света не особенно прибавилось. Аша Грейджой проснулась от холода, окоченевшая под грудой меховых шкур. Медведица храпела так громко, как ни одна из известных Аше женщин, но она привыкла к этому за время похода, это даже успокаивало. Тишина, вот что тревожило. Трубы не звали никого в седло, строиться в колонны, готовиться к маршу. Рог не призывал северян двигаться вперед. Что-то было не так.
Аша выползла из шкур, под которыми спала, и с трудом проложила путь наружу из палатки, пробившись сквозь стену снега, запечатавшую их внутри за ночь. Ее цепи забренчали, когда она наконец поднялась на ноги и вдохнула морозный утренний воздух. Снег все еще падал, даже гуще чем, когда она забиралась в палатку. Озера исчезли, как и лес вокруг. Она могла видеть силуэты других шатров и навесов, смазанное оранжевое пятно сигнального костра на вышке, но не ее саму. Шторм поглотил остальное.
Где-то впереди, за стенами Винтерфелла их ждет Русе Болтон, но войско Станниса Баратеона стоит заснеженное и недвижимое, запертое во льду и снегу, замерзающее.
ДЕЙЕНЕРИС
Свеча почти догорела. Она превратилась в крошечный, менее дюйма, выступ посреди озерца теплого расплавленного воска, освещавший постель королевы.
Еще чуть-чуть, поняла Дени, и еще одна ночь подойдет к концу.
Рассвет всегда приходит слишком рано.
Она не спала, не могла спать, и не уснула бы. Она не осмеливалась даже прикрыть глаза, из страха, что уже будет утро, когда она их снова откроет. Если бы она могла, она заставила бы их ночи длиться вечно, но все, что она могла делать —;пытаться бодрствовать, пробуя и смакуя каждый сладкий миг, пока с рассветом он не превращался в исчезающее воспоминание.
Даарио Нахарис спал подле нее, спокойно, как новорожденный. У него был настоящий талант ко сну, как он хвастался ей в своей обычной самоуверенной манере. В походах, по его словам, он нередко засыпал прямо в седле, и прибывал на битву хорошенько отдохнувшим. Ни буря, ни солнце ему не мешали. "Воин, который не умеет спать, скоро будет не в силах биться", — говорил он. Кошмары его никогда не мучали. Когда Дени рассказала ему о Сервине Зеркальном Щите, которого преследовали призраки всех убитых им рыцарей, Даарио только посмеялся. "Если кто-то, кого я убил, явится, чтобы мне досаждать, я просто убью его еще раз". Он наемник всей душой, поняла она тогда. И больше тут ничего не скажешь.