Правда, теперь она достигла того возраста, когда у мальчиков ломается голос. Она постоянно пыталась говорить низким голосом, но выходило непохоже. И каждый месяц она сталкивалась еще с одной проблемой. Она справлялась, разрывая на тряпки старую рубашку. Однако ей уже претила эта бесконечная ложь. Она хотела поделиться с кем-нибудь своей тайной, и вот этим человеком оказался настоятель. Кит откинулась на подушку и провела рукой по волосам, удивляясь, почему ей не стало легче. У нее было ужасное чувство, будто она выставила себя напоказ, будто превратилась во что-то неестественное на глазах у настоятеля. Но больше она ничего не могла поделать. Она прикрыла глаза.
Настоятель взглянул на Кита. В ней не было ничего женственного. Она даже лежала в постели как мальчик и поправляла волосы мальчишеским жестом, а не как молодая женщина. Он вообще не представлял себе будущее Кита в качестве женщины. Что сделают члены церковной коллегии, если узнают? Они ее исключат. Ее могут судить за богохульство. Или вообще заставить навеки замолчать, чтобы избежать скандала. А вот чего они уж точно никогда не сделают — так это не вернут ее собственность и богатство. На что же может надеяться Кит в качестве молодой женщины без единого пенни?
— Ты могла бы на меня работать, — предложил настоятель, и Кит открыла глаза. — Ты могла бы жить вместе со мной как моя дочь. Мы никому не расскажем. Я научу тебя всему, что знаю о магии, медицине, математике, астрономии. Таким образом после моей смерти ты смогла бы жить и работать одна.
При этих словах настоятель ощутил волнение. Именно этого он всегда хотел — передать свои знания, чтобы кто-то продолжил его работу, когда его не станет. Кит смотрела на него в ужасе. Жить вместе с настоятелем?
Не этого она от него ожидала — впрочем, она и сама не знала, чего именно хотела. Это безумие, сумасшедший план, и члены церковной коллегии никогда это не одобрят.
— Разумеется, мы уедем, — продолжал настоятель. Он смотрел не на Кита, а куда-то вдаль, словно видя их будущее. — У меня есть дом в Мортлейке, где мы сможем работать. Я обучу тебя магии.
Однако Кит не хотела обучаться магии. Она беспокойно заворочалась в кровати, но настоятель не обратил на нее внимания.
— Ты сможешь помочь мне в великой работе, — прошептал он.
Кит разнервничалась.
— Но что скажут члены церковной коллегии? — спросила она. — Что вы им скажете?
— Пока не знаю, — ответил настоятель, наконец взглянув на нее. — Разве тебе не любопытно, что это за Великая Работа?
Кит снова заерзала. В боку все сильнее тянуло.
— А что это такое? — спросила она.
Настоятель поднялся и принялся расхаживать по комнате.
— Великая работа, — сказал он, — это поиски бессмертия. Это конечная цель всей науки, алхимии и религии. Жить вечно.
Кит вспомнила об отце, который отдал жизнь за свою веру. Потом вспомнила о героях, о которых читала каждый день: Ахиллес и Гектор, Артур и его рыцари Круглого стола.
— Что такое? — спросил настоятель, уловив выражение ее лица.
Кит попыталась четко сформулировать свои мысли.
— Это не благородная цель, — наконец сказала она. — Герой должен быть готов пожертвовать своей жизнью.
«Вот они все и умерли, — подумал настоятель. — Многие ли герои прожили больше тридцати лет?»
— Мы живем не в героическое время, — возразил он.
Кит не знала, что на это сказать. Она все еще размышляла о своем будущем. Но настоятель подался вперед, глядя на нее очень серьезно.
— Ты не хочешь жить вместе со мной? — спросил он.
— Я не знаю, — сказала Кит, осторожно за ним наблюдая. Но он, по-видимому, не рассердился.
— Я буду с тобой хорошо обращаться, — пообещал он.
— Я знаю — но…
— Чего ты хочешь?
Этого Кит тоже не знала. Она смирилась с тем, что не может иметь то, что ей хочется, — узнать своего отца и продолжать жить вместе с матерью. Ей хотелось бы, чтобы ее мать не умирала, хотелось вести нормальную семейную жизнь. Но что такое нормальная жизнь для девушки? Жить дома, а в подходящем возрасте выйти замуж и породниться с другой знатной семьей. Кит так долго была мальчиком, что уже не могла вообразить жизнь девочки.
Настоятель ждал ответа. Кит отвернулась, расстроенная обреченностью всех своих желаний.
— Я хочу… — выговорила она и остановилась.
Настоятель придвинулся еще ближе.
— Да?
Кит вздохнула.
— Я хотела бы родиться заново, — сказала она, — и чтобы у меня была другая жизнь.
Настоятель кивнул, отведя от нее взгляд.
— Мы все этого хотим, — сказал он.
5
Саймон ужасно боялся, что больше не увидит маму. Но завтра же суббота, а в этот день она должна с ним встретиться у церковных ворот. Он замучил всех расспросами, какой завтра день, чтобы знать наверняка, что не ошибся. Ему отвечали более или менее терпеливо, что завтра действительно суббота, и в этот день занятия действительно заканчиваются раньше, и полдня школьники свободны. Он лежал на узкой кровати и ждал наступления ночи.
Где-то там сейчас спит мама. Если он закроет глаза, то почувствует, что связан с ней невидимыми нитями. Он даже мог дышать с ней в такт. Пришли младшие мальчики, но Саймон не шевелился. Джозеф Прайор захныкал во сне, но Саймон не пошел к нему. Он наконец-то усвоил урок. Он лежал на узкой кровати в дортуаре, пропахшем мочой, где со всех сторон доносилось сонное дыхание мальчиков, и вспоминал запах матери, запах леса и поля.
Мальчики что-то бормотали во сне, а Саймон слышал еще и шепот города, лай собаки и плеск реки. Он видел, как маленькие рыбки выпрыгивают на поверхность, спасаясь от больших, которые гнались за ними. А в полях, за рекой, в траве сновали мыши, кроты рыли землю, а ночные ястребы безмолвно за ними охотились.
Ему приснилось, что мать манит его в лес.
— Саймон, проснись, — сказала она, и кто-то потряс его за плечо.
— Проснись — ну же — проснись!
В темноте над ним склонилось лицо Чабба.
— Где Кит? — спросил Чабб. Саймон отпрянул от него.
— Где он? — повторил Чабб.
«Кит!» — подумал Саймон, и все события предыдущего дня нахлынули на него.
Сердце бешено забилось и ушло в пятки. Он смотрел на Чабба. У того было не насмешливое, а огорченное выражение лица.
— Я не сделаю тебе ничего плохого, — сказал он, — только скажи мне, где он. С ним все в порядке?
Саймон молча кивнул. Чабб облегченно вздохнул.
— Где он?
— Настоятель…
— Настоятель? — удивленно переспросил Чабб. — Но он же не у этого Черного Колдуна?
Саймон снова кивнул. Он не осмеливался сказать Чаббу о том, что видел — о присутствии зла, которое тоже было там, с Китом. Он потер лоб, словно пытаясь стереть из памяти это воспоминание.
— Но он вернется сегодня? — продолжал расспросы Чабб.
Саймон отрицательно покачал головой:
— Завтра.
— Но ему же нужно сегодня в церковь — его будут там ждать.
Саймон пытался припомнить, что сказал настоятель. Сегодня суббота — занятия идут полдня. Они будут читать в церкви молитвы и готовиться к воскресной службе. Он должен сказать, что Кит с младшим учителем.
Он сказал это Чаббу, запинаясь на каждом слове. Старший мальчик о чем-то задумался.
— Все будет в порядке, — сказал он наконец. — Скоро придет медсестра. Мы скажем, что Киту лучше, и он уже пошел на занятия.
Чабб выработал план. Иногда Кит уходил рано и занимался фехтованием один. Он скажет остальным мальчикам, чтобы они подтвердили его слова. Они будут весь день прикрывать Кита. Скажут, что он занимается фехтованием, а потом греческим.
— Но завтра ему нужно вернуться, — сказал Чабб.
Саймон утвердительно кивнул.
Чабб теребил свою манжету.
— А настоятель… не причинит ему вреда?
Саймон покачал головой, широко раскрыв глаза.
— Ты увидишь Кита? — спросил Чабб.
— Не знаю.
— Сходи к нему. Скажи ему — скажи, что я сожалею.
Саймон понурился. Он не доверял Чаббу. Когда он поднял глаза, тот уже выходил из дортуара.
Остаток утра прошел как в тумане. Саймон съел завтрак, не ощущая вкуса еды и слушая, как Чабб объясняет директору, что Кит уже ушел в церковь. Он лгал гораздо лучше, чем Саймон, и директор, по-видимому, поверил ему. Потом все пошли в церковь на утреннюю молитву, и мальчики замолчали один за другим, когда голос Саймона воспарил ввысь. Затем регент задержал Саймона, чтобы прорепетировать его соло. Он был очень рассеянным и допустил несколько ошибок, так что регент заставил его пропеть соло несколько раз.
— Ave, ave, verum corpus…
— Да что с тобой сегодня такое? — спросил регент, потеряв терпение. — Хорошо, достаточно. Будем надеяться, что завтра ты споешь лучше.
Саймон мог думать только о матери. Когда он ее увидит, то скажет, что никогда не вернется в школу. Он больше никогда не расстанется с ней. Как только регент его отпустил, он выбежал из церкви. Мимо прошло несколько женщин, направляясь на рынок, но среди них матери не было. Саймон стоял у церковных ворот, сжавшись, как пружина, и высматривал мамино лицо.