Но взгляд его не был столь скован и скользил по ней медленно, дюйм за дюймом, словно желая навеки запечатлеть этот образ, еще более чарующий и опасный, чем тот, что предстоя перед ним прошлой ночью.
Анья затрепетала, пронзенная этим властным и жаждущим взглядом.
– Ты мог взять меня. – Она смахнула слег зинку, подумав о своей безнадежной любви. – Я твоя, так было всегда и так будет.
– Нет. Этого не может произойти – никогда. Я всего лишь воспоминание твоих младенческих лет, и оно растворится, растает в прошлом. Придет день, и ты будешь принадлежать другому мужчине, станешь его женой и матерью его детей. – Слова, пусть даже и справедливые, жгли язык Ивейна горечью сожаления. – Я должен оставить тебя нетронутой для него.
–Я никогда не смогу принадлежать другому. – Спокойно, не повышая голоса, Анья решительно отвергла то будущее, которое нарисовал для нее Ивейн. – Если я не буду твоей, я останусь одна до конца своей жизни.
Услышав это, Ивейн, хорошо знавший своенравную девушку, понял, что это ее искреннее, глубокое убеждение, которое невозможно поколебать. Глядя в бездонные, зеленые озера печали, Ивейн почувствовал, как в душе его поднимается, вскипая и захлестывая его с головой, волна безмерного отчаяния. Скорбя о том, что никогда не может свершиться, он чуть не закричал, проклиная свое предназначение друида, вставшее на пути его счастья. Но юноша сдержал свои чувства. Кинув Анье зеленое, цвета лесного мха платье, он вышел из напоенного ароматом жимолости убежища.
Пытаясь удержать поток слез, боясь, что Ивейн сочтет их ребяческими, девушка одевалась, подавляя рыдания. Анья понимала, что оттолкнет от себя возлюбленного, если станет умолять его о том, в чем он видел угрозу выполнению своего высшего долга. Мать часто упоминала об этом долге; она нередко повторяла дочери, что Ивейн должен хранить непоколебимую верность тем поколениям, тому наследию, что оставались в веках, и тем, что придут им на смену. Но разве ее любовь угрожает ему? Нет, конечно же, нет! Анья должна доказать ему это. Нужно убедить жреца в том, что и она неотъемлемая часть тех поколений, того наследия, как и он сам. Вновь загоревшись решимостью, девушка подавила беззвучные слезы.
. Пока Анья одевалась, Ивейн старался совладать со своими чувствами и вновь обрести повелительное спокойствие друида. Поджидая ее на тихой полянке, юноша созерцал, как вода из источника непрестанно, неудержимо струится, вливается в русло ручья, и в этом вечном обновленном движении дух его находил успокоение.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Продвигаясь сквозь бархатистый мрак ночи при свете кристалла, засиявшего, когда жрец произнес заклинание, Ивейн и Анья возвращались к пещере; лисенок бежал за ними. По дороге Ивейн рассказал Анье о похищении лошади и котомки с одеждой. Девушке было жаль, что кобыла пропала. Но когда они подошли к пещере, все плохое забылось: Киэр был вне себя от радости, что она невредима, и тотчас взволнованно принялся рассказывать о необыкновенном происшествии, случившемся, когда они с Ивейном возвращались домой после исполнения печального долга.
– Необыкновенное! Честное слово! – Кнэр прямо-таки приплясывал рядом с девушкой. – Мне повезло, что Ивейн толкнул меня в заросли, и еще больше повезло, что, когда я упал, я все-таки уберег сокровище.
С этими словами мальчик махнул рукой на горку драгоценных яиц, бережно уложенных в набитый травой мешок.
Первой мыслью Аньи было: как хорошо, что мальчуган, увлекшись, как и всякий ребенок, чем-то одним, не заметил перемены в ее наряде. Но, едва взглянув на «сокровище», она тотчас же забыла обо всем остальном. Да, яйца были целы и невредимы, и их было столько, что хватило бы по несколько штук на каждого. Анья от восторга и слышать больше ни о чем не желала, пока не приготовит их к ужину.