Заметив, что маленький мешочек Аньи лежит у него в котомке и не желая признаваться ей в своем любопытстве, жрец быстро переложил его туда, где лежала ее смена одежды, оставив ее рядом с седлом. Мешок с провизией он перенес обратно в пещеру, лишь ненадолго остановившись, чтобы ополоснуться в прохладной воде ручейка, струившегося неподалеку от входа.
Девушка понимала, что с помощью этой уловки он хочет заключить ее в тюрьму без решеток, и все в ней так и кипело, пока Ивейн заботливо, с чуть насмешливой нежностью, подтыкал вокруг нее плащ.
Анью удивляло, куда девалась обычная проницательность Ивейна. Наверное, он и в самом деле очень встревожился из-за ее болезни, иначе бы непременно подумал о том, о чем должен был знать лучше кого бы то ни было: терпение ее велико, но не безгранично.
Немощь тела не притупила сообразительности Аньи, и, задумавшись на мгновение, она с трудом подавила удовлетворенную улыбку. Есть вещи, над которыми даже друид не властен. Пусть это небольшая победа, но девушка и такой была рада.
– Что ж, может быть, ты и прав, но ты не можешь запретить мне выходить ради естественных надобностей.
Придерживая плащ, оберегая свою стыдливость, Анья попыталась подняться, правда, на этот раз с предосторожностями, помня, какой болезненной была ее первая неудавшаяся попытка.
Возразить было нечего, и Ивейн без слов согласился. К тому же он понимал смущение Аньи – ведь он видел ее наготу. Чтобы избежать еще большей неловкости, Ивейн поборол в себе желание помочь девушке, опасаясь, что опять может ненароком увидеть ее обнаженное тело. Напротив, он отвернулся от нее, лишь по прерывистыми вздохам и по шуршанию плаща понимая, что Анья встала и отошла в полумрак, в дальний угол пещеры, чтобы из складок широкой накидки соорудить себе достойное одеяние.
Пока ее спутник смотрел на луч света, искоса проникавший в пещеру, девушка с возможной поспешностью поправляла на себе плащ, не обращая внимания на боль в груди, с каждой минутой усиливавшуюся. Наконец одеяние опустилось с плеч до самого пола. Обычно Анья застегивала накидку брошью у горла, но тут она передвинула ее разрезом к правому плечу и там уже застегнула изящной серебряной пряжкой, усыпанной крохотными жемчужинами. Затем, подхватив подол сзади, так где плащ расходился, она подвернула его, придерживая левой рукой. Таким образом, получилось хоть какое-то подобие платья, хотя правая рука ее была обнажена и свободна. Ивейн, без сомнения, сочтет его вполне подходящим, для того чтобы девушка могла на минутку отлучиться. При этой мысли Анья даже застонала от досады.
Услышав этот стон возмущения, Ивейн снова улыбнулся. Он сочувствовал девушке, но вовсе не собирался ей уступать. Хотя она частенько доказывала, что может играть на его чувствах, на этот раз он ей не поддастся. Тем более теперь, когда пришлось бы позволить ей то, чего позволять не следовало.
Когда Анья остановилась у выхода из пещеры, Ивейн отвел глаза и, опустившись на колени на плащ, расстеленный на полу, извлек из него две золотые булавки. Каждая была длиной с его ладонь, заостренная с одного конца; с другой стороны они заканчивались золотым завитком, в центре которого красовался большой, кроваво-красный гранат. Вытащив их, он взглянул на Анью.
– Я вижу, ты хорошо приспособила брошь. – Ивейн рассеянно кивнул своей маленькой нежной фее, очаровательной даже в широком темно-коричневом плаще. По правде говоря, одеяние лишь ярче оттеняло ее млечно сиявшие волосы. – Но если ты захочешь поплотнее прикрыться, то могу подарить тебе вот это. – Он встал и протянул ей на ладони булавки, предлагая принять или отказаться.
– Премного благодарна за щедрость.
Анья чуть присела в реверансе, изящном, насколько позволяло ее причудливое одеяние и острая боль в боку.