Девушка упала на подстилку, отчего плащ, накинутый на нее, чуть сполз. Новое, еще более ужасное открытие поразило ее: она была нагая! Совершенно нагая! Ахнув, Анья поспешно рванула на себя темную шерстяную материю, стыдливо натянув ее до самого подбородка. Алая краска залила ее нежные щеки, и она крепко зажмурила вспыхнувшие изумрудным огнем глаза.
– Лежи спокойно.
Как бы желая подкрепить это требование, Ивейн ласково придержал девушку за плечо; уголки его губ немного приподнялись в насмешливой полуулыбке. Скромность Аньи была похвальна… но несколько запоздала. Единственное, чем он мог ей помочь, это крепко перевязать ее грудь, и за это он обречен теперь расплачиваться день за днем, до конца своей жизни, безнадежными воспоминаниями.
Придя в сознание, Анья вскоре опять заснула, теперь уже более спокойным, здоровым сном. И все-таки Ивейн тревожился, глядя, как прерывисто она дышит, страдая от боли в голове и в груди. Бели бы она не ударилась головой, он напоил бы ее одной из своих настоек, той, что снимает боль и дарует глубокий сон. Но, зная, какие опасности таятся в подобном снадобье, друид поставил посох у входа в пещеру, всей душой заклиная духов природы вернуть девушке спокойствие и здоровье.
Послушавшись Ивейна, Анья лежала, не двигаясь. Хотя она и редко подчинялась чьим-либо приказаниям беспрекословно, теперь, очутившись в таком положении, она впервые не решилась его ослушаться. Ей пришлось напрячь все свои силы, чтобы не думать о том, что именно Ивейн снимал с нее одежду. Девушка решила отложить неприятные размышления до того времени, пока ей не станет лучше, и уж тогда обо всем поразмыслить. Сейчас нужно было придумать, как бы ей незаметно выведать, куда подевалось платье. Незаметно? У нее нет иного выхода, как только спросить прямо:
– А где, скажи на милость, моя одежда?
Несмотря на румянец, по-прежнему заливавший ей щеки, Анья постаралась, чтобы вопрос ее прозвучал уверенно и спокойно.
Ивейн с сожалением покачал головой, но тут же широко улыбнулся, не в силах дальше притворяться серьезным.
– Там, где она и останется, пока ты не поправишься окончательно.
Густые ресницы девушки опустились, скрывая негодование, вспыхнувшее в зеленых глазах; она пыталась сдержаться, замкнуться в своей невидимой раковине спокойствия. Это оказалось труднее, чем она ожидала. Ее редко кто так выводил из себя, как этот мужчина, так часто подвергавший искушению ее вспыльчивый нрав.
Почувствовав смятение девушки, Ивейн раскаялся… но лишь настолько, чтобы смягчить свое заявление:
– Ты в самом деле скорее поправишься, если постараешься поменьше вставать.
Еще ночью спасительная мысль осенила Ивейна. Это будет хоть небольшим утешением за будущие одинокие годы, которыми придется платить за мучительное наслаждение, испытанное, пока он созерцал и прикасался к чудесной запретной плоти, снимая одежду с Аньи. Расплаты не избежать, но, если платье исчезнет, то своевольной упрямице не удастся ничего предпринять и раньше времени встать с постели. К тому же друид понимал, что нужно что-то придумать с кобылой. Лошадь, пасущаяся у входа в пещеру, может открыть врагам их убежище.
Чтобы решить обе эти проблемы разом, Ивейн в глухую полночь свернул в тугой узелок зеленое платье Аньи и вышел, намереваясь отвести лошадь подальше, в заросшую лесом долину. По дороге он, не раздумывая, забросил в кусты узелок с одеждой. В долине, среди громадных деревьев, с ее обильной травой под ногами и ручейком, стекавшим сверху с крутого склона в прозрачное озерцо, он снял с кобылы седло и упряжь.