Давайте ему побольше воды, а если боль усилится, поите опийной настойкой, которую я оставил вот тут, на столе, но только не переусердствуйте.
— Понимаю, доктор Кларенс. Спасибо за помощь. — Рейлин потянулась за сумочкой. — Подождите, пожалуйста, я вам заплачу.
— Не надо, дитя мое, граф сам сможет заплатить мне, как только встанет на ноги. Я не принимаю оплаты, пока не получу подтверждение того, что мое лечение оказалось действенным. И не надо меня провожать, — замахал руками Кларенс, — я сам прекрасно найду дорогу.
— Мы с Чарли отвезем вас домой, — сказал, вставая с кресла, шериф.
— Благодарю. Глаза мои уже стали не те и видят в темноте хуже, чем раньше. К тому же этот туман…
Рейс вышел вслед за врачом, а Фаррел остался, чтобы переговорить с Рейлин.
— Джеффри нуждается в том, чтобы вы были рядом, так что пока не приходите на работу: мне будет куда спокойнее, если здоровье Джеффри окажется в надежных руках.
. — Спасибо, вы очень добры. — Рейлин всхлипнула и отвернулась, чтобы не показывать своих слез.
— Не плачьте, у Джеффри все будет хорошо, — ласково проговорил Фаррел, положив руку ей на плечо. — Ваш муж — крепкий орешек. Я достаточно долго знаю его, чтобы верить в его счастливую звезду, — вот увидите, завтра он будет уже на ногах.
Рейлин шмыгнула носом и вытерла слезы со щек.
— Надеюсь, — хрипло пробормотала она. — Если он не поправится, я умру.
— Нельзя допускать подобных мыслей. Джеффри будет жить. Сейчас вы для него — лучшее лекарство.
— Лучше бы я воткнула нож, а не булавку в зад этого негодяя! — в сердцах проговорила Рейлин.
Проводив Фаррела и осторожно прикрыв дверь, она начала раздеваться на ночь. Возможно, с ее стороны это было глупостью, но она решила облачиться в свою самую нарядную ночную рубашку, которую не надевала с тех пор, как покинула Оукли. Потом она прикрутила лампу, и комната погрузилась во мрак. Рейлин нырнула под одеяло.
Какое-то время она лежала на спине, глядя в потолок, но ей страшно хотелось прижаться к мужу. Вскоре противостоять искушению стало невозможно. Повернувшись на бок, Рейлин прижалась к Джеффри и по давней привычке закинула ногу ему на бедро. Рука ее скользнула вдоль его поросшей жесткими волосами груди, по мускулистым плечам, пальцы нащупали спрятавшиеся в черных зарослях маленькие и твердые соски. Дыхание мужа оставалось все таким же ровным. Тогда Рейлин осмелела настолько, что, скользнув ладонью вниз, от груди по плоскому животу, нащупала его мужское достоинство и крепко сжала в ладони, заявляя права на то, что считала своим.
Рейлин быстро поняла, что глупо было бы надеяться привести его в чувство таким способом. Впрочем, до сих пор, как бы крепко Джеффри ни спал, она всегда могла разбудить его этим испытанным способом, причем пробуждался он полностью готовый к любви. Увы, на этот раз ожидания ее не оправдались: душа Джеффри витала в тех краях, где ей до него было не добраться.
Рейлин вдруг охватила дрожь: могло случиться так, что муж не проснется вовсе или, что еще страшнее, потеряет разум и уже никогда, никогда не станет прежним. »
«Хватит! — приказала она себе, злясь на собственное малодушие. — Джеффри будет жить! Он должен жить».
Она снова была ребенком. Высокие двойные двери с цветными нарядными витражами, ведущие из кабинета отца в сад, распахнуты настежь. Перед ней тенистый ухоженный сад, и за спиной, из открытых дверей кабинета, слышатся приглушенные голоса родителей. Их речь, словно приятная музыка, стекает вниз, к мраморным ступеням, на которых сидит она и играет с куклами. Птички перелетают с куста на дерево, недостижимо далекие для кота по имени Вредина, который сосредоточенно наблюдает за ними, водя из стороны в сторону усатой головой.
Прихватив с собой куклу, она встает и идет в сад через гранитную террасу.