Но, осмтревшись в своем странном убежище, вспомнил все и осторожно заглянул вниз. Там, на скамье, сидели двое жрецов. Они о чем-то спорили, но слов нельзя было разобрать. Потом они встали и подошли к источнику с водой. Инар с завистью смотрел, как, зачерпнув в белые алебастровые кружки, они пили воду, потом разошлись по садику и сели в тени старой персеи, как раз под тем местом, где находился Инар.
— Наш Яхмос рвется стать во главе храма. И такую власть забрал, что можно подумать, будто и не Птахшепсес — Великий Начальник Мастеров, а Яхмос.
— Да, страшный он человек, любого раздавит, кто будет на его пути. Силища у него, что у пяти быков.
— Но он не только сильный. По уму и знаниям ему нет равных среди нас. Жестокость его — тоже сила. Мы с тобой не жестокие, и с нами никто не считается. Птахшепсес больше всех слушает Яхмоса, всегда только с ним советуется.
— Зачем Яхмосу эта простолюдинка? Жены у него молодые, красивые. Он думает, никто о ней не знает, но всем служителям известно, что он прячет ее в боковом покое, рядом со своим. Почему он ее не берет в свой дом? Очевидно, боится, что убежит, ведь она свободнорожденная — не рабыня.
Инар слушал чуть дыша.
— Удивительно красивая девушка, — проговорил второй собеседник. — Мне такой не приходилось видеть в царском гореме. Я ее видел один раз, приходил сюда, а Яхмос привел ее погулять, зашел я нечаянно, она смотрела такими умоляющими глазами, что у меня сердце сжалось. Совсем юная. Чем я могу помочь? Но жаль ее очень. Бедняжка смотреть на него не хочет. Ненавидит его и боится. Но он добьется своего, заставит потом на животе ползать, все вытерпит, но ее сломит. Пройдет время, привыкнет она. Слов нет, он красивый мужчина, но есть в нем что-то отталкивающее, отпугивает он холодом, жестокостью. Недаром рабы говорили, что давно он за ней охотится. Все-таки дождался случая.
— Конечно, не дело держать девушку здесь. Я слышал, как он говорил, что готовит ее в жрицы. Но что-то не верится. Как он объяснил Птахшепсесу?
— Нам лучше молчать и не ввязываться в это дело.
— Смотри, тень куда переместилась на часах! Пора.
Жрецы ушли. Инар лежал и раздумывал. Пока он мало узнал о сестре, но уже не было сомнений, что она где-то здесь. Он решил днем хорошо изучить расположение помещений. Очень хотелось пить. Он разделил свой запас пищи и съел половину. Виноград освежил его. Осмотревшись в своем убежище, переместился на новое место и, медленно передвигаясь, пополз до края стены, за которой внизу был двор Аписа. Раскормленный, отяжелевший, он лениво поворачивал гордую голову и помахивал расчесанным черно-белым хвостом. По двору прошел Яхмос, подошел к быку потрепал его по шее, и тот покорно опустил голову. Жрец придирчиво осмотрел бассейн, опустился зачем-то вниз и вернулся опять.
Он подозвал к себе убирающего двор слугу. Молодой раб, почти мальчик, подошел, опустив низко голову. Жрец указал рукой на бассейн и проговорил что-то угрожающим голосом. Юноша упал на колени и начал умолять жреца. К ним подошел смотритель над двором. Инар услышал, как Яхмос жестко бросил:
— Двадцать ударов тамарисковыми палками.
Юноша ползал перед жрецом, умоляя о пощаде, но жрец оттолкнул его большой, сильной ступней и пошел к храму.
Двое слуг потащили рыдающего парня на скамейку. Подошел надзиратель, и Инар слушал, стиснув зубы, как падали удары на голую спину. Он болезненно морщился от криков и стонов избиваемого. И хотя людей в стране били часто, ему редко приходилось с этим сталкиваться. В мастерских начальники считались с художниками и хорошими мастерами. Инар смотрел вниз на спину, испещренную кровавыми зигзагами ударов, и сжимал кулаки от бессильного гнева.