А Чермак кричит: «Я не выдержу… О, Боже мой, господин доктор… я обмочусь от боли!»
Доктор Краус повернул выключатель и строго говорит: «А теперь, Чермак, дурака не валяйте и ходите как следует. Станьте прямо и ходите. Так, черт возьми, ходите!» И Чермак начал ходить – так ходить, как будто никогда в жизни не хромал. Затем доктор ему приказывает: «А теперь бегайте, десять минут будете бегать!» И Чермак принялся бегать, а после этого Краус направился ко мне и спрашивает: «Послушайте, вольноопределяющийся, вы обучались в техническом училище? Вы знакомы с электротехникой?»
– В Праге в гарнизонной больнице однажды электризовали турка, – вспомнил Швейк. – Так тот орал, как лев в пустыне, и только вечером жандармы его поймали в Тыне над Влтавой. Один раз я читал в нью-йоркских газетах, что в Америке один негр, убивший фермера и изнасиловавший его прабабушку, убежал от палача с электрического стула и утонул в Панамском канале.
– Потом доктор Краус взял, – продолжал вольноопределяющийся, – и положил на стол одного солдата, который был контужен осколком мины и не мог говорить в течение шести месяцев. Доктор положил ему на грудь щётки и постепенно стал усиливать ток. Сперва парень начал посвистывать, потом заикал, потом завыл и под конец уже так орал, что у нас волосы встали дыбом. А доктор, прижимая щётки, ласково его упрашивал: «Только одно слово, скажите: Пардубице».
«Пардуу-бице! – заорал солдат так, что все здание затряслось. Доктор пишет „А“ и любезно ему говорит: „Об этом слове „Пардубице“ и о докторе Краусе, который вас научил этому слову, вы не забудете до самой смерти“.
– Я знал одного такого по фамилии Местек из Подскали, – заметил Швейк, – он ходил в Браник играть в кегли. Но однажды пьяный упал с вышеградских стен, а когда после операции в городской больнице умирал и ксёндз спросил его, каково будет его последнее желание, он вспомнил только три слова: «Попробуйте браницкое пиво!»
– После него привели туда, – рассказывал Марек дальше, – некоего Свободу из Яромержа. Это был красивый молодой парень, приказчик, а теперь он служит в девяносто восьмом полку. Краус сам его электризовал, и тот так быстро выздоровел, что назад домой уже бежал без оглядки. Следующим был фельдфебель Бартак из Хлунца над Цидлиной. Тот себя объявил глухонемым инвалидом и так трогательно разыгрывал свою роль, что плакал и, простирая руки к доктору, умолял его, чтобы он его не подвергал электризации. Но все было напрасно. Некоего Шлингера из Броумова, которому граната перебила кости и перервала подколенные связки, он электризовал так, что тот после этого повесился. Так вот, доктор мне и говорит: «Знаете что, вольноопределяющийся, вам знакомы чудеса господа Иисуса из Евангелия? Так вот, такие чудеса для нас – раз плюнуть! Вы мне нравитесь, потому что вы из Праги, и я пошлю вас туда, чтобы вы могли посмотреть на свою мамашу, а потом заявите добровольно о своём желании отправиться на фронт. Австрии нужны солдаты. Интеллигенция должна служить этому скоту простонародью примером. Но если вы думаете, что у вас рука изуродована, то я могу сделать чудо. Ведь вы видите: вот здесь глухие слышат, хромые ходят, слепые видят, мёртвые оживают. Мне сделать одно какое-нибудь чудо – раз плюнуть».
Итак, я убежал из «дома ужасов», как мы называли тринадцатый номер в Пардубице, и поехал в Прагу, в гарнизонную больницу на Карловой площади. Главным там был самый знаменитый доктор на свете Халбгубер, который никогда в жизни не видал больного человека и ловил солдат на лестнице, посылая их оттуда на фронт. Мы его назвали белым призраком. Он говорил, что мы все страдаем недостатком австрийской крови.