«Наша обожаемая мать была заколота фанатиком… начала уже поправляться… но задушена ночью начальником тугов»…
Лейтенант временно командовал первой ротой батальона, находившегося под начальством Леннокса; поэтому он ехал непосредственно за ним. Майор обернулся, и оба были так бледны, что каждый сразу догадался о постигшем другого несчастьи.
— Ах, Тейлор, вот ясновидение! — пробормотал майор. — Какое ужасное несчастье! Бывают дни, когда сильно желаешь быть убитым!
Опять вдалеке зазвучали трубы, призывая к атаке, и им отвечали звуки волынки в Гордоновом полку, выводя мотив марша горцев.
Forward, forward!
Темп ускорялся. Хотя расстояние было еще вне досягаемости оружия, но неприятель начал стрелять. Атакующие колонны получили приказание не отвечать на этот огонь. Мало-помалу дистанция все уменьшалась. Раздалась короткая команда, и за ней последовала сильная канонада.
На минуту произошло смятение, которым шотландцы воспользовались, чтобы приблизиться к неприятелю. Когда полковник увидел, что его полк подошел достаточно близко, он приказал дать один за другим три страшных залпа. Пули посыпались, как свинцовый дождь, уложили целый ряд туземцев. Послышались новые отдаленные призывы к атаке. У шотландцев атаку играют на мотив старых народных песен. Кильдар, выступавший во главе 1-й роты, играл на своем инструменте, представлявшем собой нечто вроде волынки, мотив старого шотландского марша. Мотив этот был тотчас же подхвачен музыкантами других полков. Когда раздались первые звуки этого весьма примитивного инструмента, всеми рядами овладело лихорадочное возбуждение. Какая-то дрожь потрясла этих сильных горцев и неудержимо толкала их вперед, заставляя взбираться на скалы, лезть на траншеи, где копошились и кричали афридии. Храбрые горцы были встречены жестоким огнем, от которого их первые ряды сильно поредели. Первый же залп свалил Кильдара, как он это предчувствовал и предсказывал. Он тяжело упал, как подкошенный, с раздробленными ногами, но даже не вскрикнул.
Он хладнокровно пощупал свой инструмент и, убедившись, что он не попорчен, воскликнул:
— Волынка действует!.. Вперед, товарищи! Да здравствует старая Шотландия!
С этими словами он потащился вперед на руках и коленях, не обращая внимания на свои ноги, которые висели, как лохмотья; наконец, ему удалось усесться на скале. Он взял свой инструмент и начал изо всей силы играть шотландский марш. Горцы Гордона бросились вперед, как безумные, выражая свое одобрение мужественному музыканту.
Майор и его лейтенант ехали коротким галопом впереди своих солдат, а те следовали за ними бегом. Майор имел печально пассивный вид и все еще судорожно мял в руках роковое письмо. Неожиданный прыжок лошади привел его в себя. Он увидел себя в двадцати шагах от первой траншеи, откуда вырывались языки пламени, окутанные белыми парами. Он слегка пришпорил лошадь и крикнул громовым голосом:
— Вперед!
Не обращая внимания на мятежников, которые продолжали стрелять, но каким-то чудом не попадали в него, майор пришпорил лошадь и заставил ее с размаха перескочить траншею. Лейтенант бесстрашно последовал за ним, и оба офицера пустились по направлению ко второй траншее раньше, чем их солдаты успели достигнуть первой. Сзади них завязалась быстрая и горячая рукопашная борьба. Все это было делом одной минуты. В скором времени афридии, разбитые, рассеянные, пригвожденные к месту, начали отступать с яростными криками и кинулись на вторую траншею, к которой теперь приближались оба шотландские офицеры. Услышав раздававшиеся за собой яростные крики, они заметили свою неосторожность и убедились в том, что окружены со всех сторон. В одну секунду они поняли свое положение. Вернуться назад, прорвать окружающую толпу было совершенно невозможно.