Скажите, мой друг, разве это не ужасно?
— Да, милорд, это ужасно, тем более, что это ясновидение при отсутствии всяких сведений создает для любящих сердец целый мир страданий, которые все более и более обостряются. Я надеюсь, что нам удастся прорваться сквозь окружающие нас войска, и тогда мы получим новости от давно уже прибывших курьеров… Смею надеяться, милорд, что ваши галлюцинации рассеются под впечатлением добрых, нежных писем…
— Благодарю вас за ваши добрые пожелания, мой милый лейтенант.
Увидев своего трубача, который, с развязностью доброго старого служителя, подходил пожелать своему начальнику доброго утра, майор прибавил:
— Может быть и ты, Кильдар, видел сегодня что-нибудь? Близость сражения волнует и возбуждает умы; в это время некоторые люди получают способность видеть то, чего другие не могут даже предчувствовать.
— О милорд, то, что я видел, не стоит внимания.
— Что же такое?
— Что я был ранен в начале сражения. Но это решительно ничего не значит; мой инструмент уцелел, и я мог на нем играть.
— Слышите, Тейлор, слышите? Кильдар тоже имел видение! Будьте уверены, что это исполнится! — воскликнул майор с живостью, по которой можно было судить, какое глубокое значение он придавал своей странной, суеверной фантазии.
Молодой человек, не зная, какой аргумент противопоставить этой слепой вере, весело воскликнул:
— Ну, так и я могу сказать, что видел что-то или, лучше сказать, кого-то. Я видел, что мой добрейший отец, который так любит хорошо покушать, — вы ведь знаете его, майор, — председательствовал за роскошным завтраком с той же важностью, с которой он председательствует в Главном Суде, и говорил: надо бы послать этот отличный пирог вместе с ящиком старого вина нашему милому лейтенанту, который находится на войне, в стране афридиев. Так вот теперь буду ожидать пирога и бутылок, и рассчитываю устроить пир после сражения. Приглашаю и вас, мой милый Кильдар!
В это время со всех сторон раздались трубные звуки и все бросились к своим постам. Главнокомандующий сел тем временем на лошадь и вместе со штабом и свитой направился к возвышению, откуда мог следить за сражением.
Вдруг вся эта масса людей зашумела, и раздалось громкое «ура». Одному курьеру удалось прорваться сквозь неприятельские линии. Он принес генералу самые важные документы и некоторым наиболее счастливым столь нетерпеливо ожидаемые известия. Мешки с депешами прибыли на двух артиллерийских повозках, запряженных каждая шестеркой лошадей, со взводом улан по бокам. По случаю столь важного события главнокомандующий приостановил атаку как раз на столько времени, какое было нужно на поспешную раздачу писем. Вахмистры, по трубному призыву, бросились к главной квартире, где получили письма, заранее распределенные по батальонам. В одну минуту они очутились на месте и для сокращения времени отдали все пакеты командирам войсковых единиц. Все это произошло так быстро, что едва ли можно было заметить остановку движущихся колонн.
Майор Леннокс, вложив саблю в ножны и бросив повод на шею лошади, чтобы иметь свободные руки, нервно теребил письмо, с трудом распечатав его. Он узнал почерк Мэри, но как он изменился, как стал неровен!
Лейтенант Тейлор тоже получил письмо. Подпись принадлежала его матери, но конверт имел черный ободок. Солдаты его роты увидели, как он вдруг зашатался на седле и побледнел, как смерть. В тот же момент и майор глухо вскрикнул и схватился за сердце. Лейтенант, с широко раскрытыми от ужаса глазами, читал ужасные слова, которые прыгали перед его глазами и казались огненными.
«Отец убит начальником тугов… задушен ночью».
Майор затуманенными глазами читал горестные строки, написанные его дочерью Мэри и орошенные ее слезами.