Опять они безобразничают на уроках!"
"Боже мой! - бормочет директор. - Неужели опять?"
"Представьте себе! Вчера на географии Юлия Ивановна обозвала Петрова бестолочью! Что это - метод воспитания в вашей школе?"
Директор разводит руками:
"Ох, Андрей, у меня уже просто руки опускаются! Сколько раз я ей говорил! Но, знаешь, ее надо понять - у нее сейчас неприятности дома, помнишь, я тебе в прошлый раз говорил..."
"А может, у Петрова тоже неприятности дома? - укоризненно говорю я. Но он ведь не обзывается..."
Директор молчит, лицо у него несчастное, он вот-вот заплачет, будто он не директор, а маленький обиженный мальчик.
"Да ладно вам! - говорю я. - Чего вы, в самом-то деле! Чем плакать, лучше бы попробовали разобраться, что там к чему, в этой вашей педагогике! Это же просто!"
"Как же! - машет рукой он. - Вот ты сам сперва попробуй, а потом и говори!"
"По-моему, - говорю я, - надо просто быть добрым... Ну... Наверно, надо просто любить своих учеников..."
"Ты с ума сошел! - испуганно бормочет он. - Разве это просто?!"
- До конца урока двадцать минут! - объявляет Анна Михайловна. Поторапливайтесь!
А Ленки и Цыбулько нет и нет! Где они? Может, их в милицию забрали?.. За что?
- Митюшкин, что ты там пишешь? Я же сказала: тебе писать не надо.
Я не отвечаю, пишу дальше.
"...Директор вздыхает.
"Обратите особое внимание на поведение Анны Михайловны, - выговариваю ему я. - Вчера она..."
"Обзывалась?"
"Хуже! Ударила Саньку Лапкина указкой!"
"Какой ужас! - стонет директор. - Какой позор!" - и хватается за голову.
"Немедленно позвать сюда Анну Михайловну!" - распоряжается он.
Ее приводят.
Директор волнуется, краснеет и даже не сразу может заговорить.
"Вы! - наконец произносит он. - Как вы смели?! Как могли, а?!"
Анна Михайловна с ходу начинает шмыгать носом.
"Я больше так не буду... - обещает она. - Понимаете, он..."
"Кто?"
"Лапкин... Он вертелся... а у меня указка в руке была... И... все как-то само собой вышло..."
"Та-ак! - зловеще тянет директор и оборачивается ко мне: - Что будем делать, Андрей Петрович?"
"Я думаю, - говорю я, - пора исключить Анну Михайловну из школы. Довольно мы с ней мучались! Уговаривали, помогали, беседовали... Всякому терпению бывает конец!"
"Простите меня! - в голос ревет Анна Михайловна. - Я больше так никогда-а-а..."
"Нет, даже не просите! - мрачно заявляет директор. - Мне ваши обещания во где сидят! Вот переведем вас в школу для трудных, пусть там с вами разбираются!.."
И тут звенит звонок. Я сдаю свой листок Анне Михайловне.
Где же Ленка и Цыбулько?
Они возвращаются в середине следующего урока.
- Дежурные, кого нет? - спросил физик, начиная урок.
- Цыбулько и Кайгородцевой.
И физик непонятно сказал:
- А-а... Ну это ладно... Они скоро придут.
Что там происходит? Что с ними? Они же ни в чем не виноваты!
Наконец - стук в дверь. Это они. Лица у них - непонятные.
- Ну? - шепотом спрашиваю я Цыбулько.
Молчит.
- Да вы чего?
- Прекратите посторонние разговоры, - требует физик.
- Там только три рубля было... - шепчет Цыбулько.
- А остальные?
- Не было...
И Ленка молчит, лицо растерянное и обиженное.
- Нас обыскивали... - шепчет Цыбулько, моргая. - А потом велели сознаться, где мы их спрятали...
Теперь мы молчим втроем.
- Но ведь там, честное слово, было только три рубля! - потрясенно бормочет Цыбулько. - Я не знаю, где остальные...
Про тетради сначала не вспоминали. Сначала искали только сто рублей. А потом почему-то перестали, и милиция в школе больше не появлялась, а Марья Павловна ходила с надменным лицом и глядела мимо людей. Тут-то вдруг и вспомнили про тетради. И про то, что в тот вечер Ленка прибегала в школу и спрашивала, какая отметка у Соколкова.
Но Ленка ничего не сказала. Тогда позвали Митрия и Митриева отца.
Митрий молчал и плакал. А потом отец ударил его, и он все рассказал.
- Открой, Андрей, пожалуйста...